Давно это было, в те времена, когда дороги были тише, а жизнь — чуть проще.
— Поезжай к нашим партнёрам в Томск, разберись с этим делом раз и навсегда, — буркнул директор, стуча костяшками пальцев по столу. — Всё улажено, тебя ждут. Завтра с утра — в путь, не забудь документы. На тебя надеюсь.
— Разберусь, — кивнул Фёдор Тарасов. — На машине поеду.
Работа у него была такая — разъезды да переговоры. Фёдору нравилось: города, люди, беседы. Всё шло по накатанной — дорога, дела, гостиница, ужин в трактире, потом домой.
Жена его, Аграфена, привыкла к частым отлучкам. То в Воронеж, то в Ярославль, то в Рязань — где дела зовут.
— Граня, завтра в дорогу, — сказал он, возвратясь в их тёплую московскую квартиру.
— Надолго? — спросила она, чуть тревожно, как всегда.
— Нет, ненадолго, — улыбнулся Фёдор, обняв её и поцеловав в макушку.
Сумка у него всегда была собрана. Аграфена, хозяйка рачительная, следила за ней, лишь документы Фёдор сам добавлял. Доверял ей во всём.
Жили они душа в душу двенадцать лет, растили сына Мишку, малого бойкого, что постигал азы хоккея. Брак у Фёдора был второй, но лишь с Аграфеной он понял, что такое счастье. Мишку обожал — паренёк смышлёный, добрый, в школе успевал, на льду не подводил.
Когда с друзьями в бане парился, частенько говорил:
— Повезло мне с жёнкой. Тихо с ней, уютно. Доверяю, как себе.
— Завидно, — вздыхали друзья. У иных семьи не ладились. Товарищ его, Пахом, уж в четвёртый раз сватался, а счастья не нашёл.
Утром Фёдор проснулся от запаха оладий.
— Неуёмная, — подумал с улыбкой. — Уж и печёт. Не сглазить бы.
— Доброе утро, хозяюшка, — позвал он, выходя из бани на кухню.
— Знаю, чем тебя порадовать, — подмигнула Аграфена, ставя тарелку на стол. — Чтобы скучал да поскорей ворочался.
— Хитрая, — рассмеялся Фёдор. — Кстати, у Мишки матч сегодня?
— Да, против курских, — кивнула она. — Говорит, драться будут.
— Позвоню вечером, узнаю, как сыграли, — пообещал он, пока сын ещё спал.
Собрав вещи, попрощался и вышел. Впереди — путь до Твери. Дорога пустынная, листья жёлтые кружатся, цепляются за стёкла.
Дела решил быстро. Осталось поужинать — и домой. Ночью дорога лучше: машин нет, тишина. Зашёл в знакомую харчевню на окраине, где народ не шумел.
Припарковался, глянул на небо. Туча чёрная надвигалась, гром грянул.
— Гроза осенняя? — удивился Фёдор. — Диковина.
Сел у окна. Официант принял заказ, а за стёклами уже сверкало. Дверь распахнулась, и под грохот грома вошла женщина.
Фёдор замер. Узнал бы её из тысячи.
Ольга. Первая жена.
Ту, что когда-то любил до безумия, а потом возненавидел. Всё такая же ослепительная.
Пять лет с ней — как пять веков. Страсть, измены, слёзы. Уходил, возвращался, пока не порвал навсегда. После встретил Аграфену — и нашёл покой. С Ольгой не виделся с тех пор.
— Что ей здесь надо? — подумал он, чувствуя, как сердце сжалось.
Она оглядела зал. Официант указал на столик рядом. Сняла плащ, каштановые волосы рассыпались. Осанка гордая, улыбка знакомая.
Заметила его. Вздрогнула, потом рассмеялась:
— Фёдор? Неужели ты? Судьба, что ли?
— Привет, — сухо ответил он.
— Подсела бы к тебе! — И, не спросив, устроилась напротив.
Дождь хлестал, она болтала о пустом. Он не слушал. Вспоминал.
Познакомились на ярмарке. Она торговала тканями. Ночь проговорили, наутро гуляли по Тверскому бульвару. Через месяц жили вместе. Скоро заметил её взгляды на других.
— Это дело! — отмахивалась она. — Покупателей завлекать надо.
Потом стал заставать её поздно. Пахло чужими духами. Однажды увидел её в карете с купцом. Она даже не смутилась.
— Фёдор, — голос Ольги вывел его из воспоминаний. — Поехали ко мне? Живу тут, лавкой руковожу. Вспомним былое…
Он смотрел на неё. Красива, но чужая. Как соседка, с которой не о чем говорить.
— Нет. Не поеду.
Когда принесли еду, он извинился, вышел на крыльцо. Захотелось услышать голос Аграфены.
— Алё? Родной! — отозвалась она. — Скучаю, жду.
— Скоро буду, — улыбнулся он.
Ужин прошёл в молчании. Вставая, Фёдор шутливо бросил:
— Ужин — хоть врагу отдавай. Спасибо за беседу.
Попрощался, вышел под дождь. Машина рванула домой — к теплу, к близким. По дороге позвонил Мишке. Сын кричал в трубку:
— Пап, мы выиграли!
Фёдор рассмеялся. Сердце пело. Прошлое — оно и осталось в прошлом.