Шуба
— Ну, я пошёл… Люба.
— Иди.
— Я ухожу, Люба, слышишь?
— Иди, Витя, иди.
Только когда за Виктором захлопнулась дверь, Людмила разрыдалась. Она сидела в старом бабушкином кресле, поджав колени, и плакала. Тихо, как в детстве, когда боялась, что услышат. Рыдала, пока не начала икать, словно маленькая.
Как жить дальше? Без Вити? Без человека, с которым прожила столько лет?
Люда встала, чтобы приготовить ужин, но замерла. Зачем? Вити ведь нет. Она рухнула обратно в кресло, и слёзы снова хлынули.
Но потом вспомнила про детей. Скоро придёт дочь Таня, студентка, голодная после пар. Затем сын Артём, задержавшийся на футболе. Их надо кормить. Люда вытерла слёзы и побрела на кухню.
Вечером дети ввалились в дом, как обычно, толкаясь и подкалывая друг друга. Но быстро заметили пустоту.
— Мам, а где пап? В командировке? — спросила Таня.
— Да, кстати, где он? — подхватил Артём.
Люда не выдержала. Слёзы хлынули снова, она опустилась на стул и зарыдала.
— Мам, что случилось? Он в больнице? — встревожилась Таня.
— Нет… ушёл… — выдавила Люда. — Насовсем… к другой.
— Чего? — хором ахнули дети. — Мам, это шутка?
Но шуткой не было.
У Артёма задрожала губа. Хоть и спортсмен, но в свои тринадцать всё ещё ребёнок. Он растерянно смотрел то на мать, то на сестру, готовый разрыдаться.
— Так, — Таня решительно провела рукой по лицу. — Артём, иди умывайся и садись за уроки. Мам, хватит нюни распускать. Надо думать, что делать.
Таня была крепким орешком, быстрой и решительной. Артём, не споря, послушался.
Позже Таня заглянула к брату в комнату.
— Плачешь?
Артём отрицательно мотал головой, не поднимая глаз.
Таня обняла его, взъерошила волосы.
— Выкарабкаемся, Тёмка. Слышишь? Мы — семья, а он там один. Ему хуже.
— Мне его, что, жалеть? — выкрикнул Артём сквозь слёзы.
— Жалеть? Да нет. Мы будем счастливыми, самыми счастливыми. А он ещё поймёт, какую дурь совершил.
Успокоив брата и мать, Таня ушла в ванную и там, наконец, дала волю слезам. Как? Как их папа, самый лучший папа на свете, мог так поступить? Не красавец, обычный мужик с животом, которого мама откормила своими пирожками. Шутки — так себе, только мама смеялась. Ездит на развалюхе, которую сам чинит. Работает начальником цеха на заводе, зарплата — копейки.
Но дома всегда было хорошо. Таня хвасталась подругам, что её отец — единственный, кто не шастает на сторону. А оказалось…
Слёзы текли, Таня смывала их ледяной водой.
Жизнь потекла дальше, но уже без отца. Слово «папа» из их речи исчезло. Теперь говорили «он» или «отец», и то редко.
Однажды Таня услышала сзади:
— Тань, Танюш, погоди!
Она обернулась. За ней, запыхавшись, бежал отец — нелепый, в узком костюме, с галстуком, который, казалось, душил его.
Таня отвернулась и ускорила шаг.
— Дочка, постой! — умолял он.
— Тебе чего? — холодно бросила она.
— Вот, деньги… возьми, — Витя протянул пачку купюр. — Много. Приходи к нам, Таня. Маргарита, она хорошая, шубами торгует. Шубку тебе подберём. И маме на день рождения норковую! Марго мне всё разрешает. Скоро опять в Турцию полетим, за шубами…
— Да иди ты… в тайгу, — отрезала Таня.
— Зачем в тайгу, доча?
— За шубами. На другие три буквы не могу — воспитание не позволяет… пап.
Витя остолбенел, будто его окатили ледяной водой. Он знал, что денег в семье не хватает. Жили скромно, а тут он… закрутил с Марго.
Всё началось с коллеги, Серёги. Тот позвал Виктора в гости к подруге, а там была Маргарита. Сначала она ему не понравилась — слишком кричащая, грубая, крупная, как медведица. Смотрела так, будто хотела проглотить. Витя посидел немного и ушёл домой.
В тот вечер он впервые соврал Люде, сказал, что задержался на работе. Сердце колотилось, стыд душил. Люда решила, что он заболел, а ему просто было так стыдно, что даже температура подскочила.
Потом Серёга снова уговорил: «На полчасика!» И опять Марго.
— Ты чего, Вить? Она шубы из Турции возит, три ларька на рынке! Шубу Люде купит, какую захочешь!
— Да зачем она мне? У меня Люда есть.
— Да брось! Скучно же. Что тебе стоит? Норковая шуба для Люды — хочешь?
— Хочу…
И он пошёл. А потом ещё и ещё. Вся эта проклятая шуба. Сам не понял, как оказался с Марго в постели. Плакал, когда ехал домой, так противно и стыдно было перед Людой. А потом она узнала… и не простила. Велела уйти.
Марго была в восторге.
Вечером Таня ходила мрачнее тучи.
— Тань, он к тебе приходил? — спросил Артём, мямля.
— А к тебе?
Брат кивнул.
— Я сказал, чтоб не подходил. Ненавижу его, предатель.
Таня кивнула.
Витя тосковал.
— Ты чего, Витенька? — спрашивала Марго.
— Дети не хотят со мной говорить. Люда тоже… Я им деньги предлагал, а они… гордые. Знаю, им тяжело…
— Ну, она же сама тебя выгнала, — пожала плечами Марго.
— Сама… Но как она узнала? Мы же всё тихо делали…
Марго встала с роскошной кровати, каких Витя в жизни не видел, поставила бокал с шампанским на столик. Она любила шампанское и клубнику, заставляла и Виктора, хотя он терпеть не мог шампанское, а на клубнику у него сыпало.
— Это я ей сказала, — небрежно бросила Марго.
— Как сказала?
— Ну, так и сказа— Это я ей рассказала, — равнодушно бросила Марго, потягивая шампанское.
