Дневник
Только дверь захлопнулась за Александром, как Катерина разревелась. Сидела, поджав ноги, в бабушкином кресле, всхлипывала по-детски тихо, боясь, чтобы никто не услышал. Рыдала, пока не начала икать, как маленькая.
Как жить дальше? Без Сани? Без человека, с которым делила каждый день?
Встала было готовить ужин, но замерла. Зачем? Саня-то не придёт. Рухнула обратно в кресло, слёзы хлынули с новой силой.
Потом вспомнила про детей. Скоро Светка вернётся с пар, голодная, потом Ваня приползёт с тренировки. Их кормить надо. Вытерла лицо, заставила себя пойти на кухню.
Вечером дети ввалились шумно, как всегда, толкаясь и смеясь. Но быстро заметили пустоту.
— Мам, а где пап? В командировке? — спросила Света.
— Ага, где он? — подхватил Ваня.
Катерина не сдержалась. Слёзы, всхлипы, горькое:
— Ушёл… к другой.
— Чего?! — вскрикнули хором. — Мам, ты шутишь?
Но это было не шуткой.
У Вани задрожала губа. Спортсмен, но в тринадцать лет всё равно ребёнок. Смотрел на мать, на сестру, глаза полные.
— Ладно, — Света резко провела рукой по лбу. — Вань, умывайся, уроки делай. Мам, хватит реветь. Думать надо.
Позже зашла к брату в комнату.
— Ревёшь?
Ваня мотал головой, не поднимая глаз.
— Прорвёмся, — обняла его, взъерошила волосы. — Мы — семья, а он там один. Ему хуже.
— Его жалеть, что ли?! — вырвалось у Вани.
— А? Да мы будем счастливые, самые счастливые! А он ещё пожалеет…
Успокоив брата, Света ушла в ванную и там дала волю слезам. Как так? Их пап, самый лучший, пусть и не красавец — обычный мужик с пузом, которое мама откормила пирогами. Машина старая, сам чинит. Начальник маленького отдела, зарплата — копейки. Но дома всегда смех, уют.
А теперь…
* * *
Как-то раз Света услышала за спиной:
— Свет, постой!
Обернулась. Отец, нелепый в новом костюме, галстук душит, запыхавшийся.
— Чего тебе? — холодно.
— Держи, — сунул пачку рублей. — Много. Приходи к нам, Свет. Люба, она шубы продаёт. Тебе выберем. И маме на ДР норковую! Мы в Турцию скоро, за шубами…
— Иди… в лес, — бросила Света.
— Зачем в лес?
— За шубами. На другие буквы не могу — воспитание не позволяет… пап.
Саня остолбенел.
Всё началось с коллеги, Лёхи. Тот позвал к своей подруге, а там — Люба. Яркая, громкая, смотрела на него, как на добычу. В тот вечер он первый раз солгал Кате — «с работы задержался». Стыд грыз.
Потом Лёха опять: «На часик!» И опять Люба.
— Сань, она шубы возит! Махнём в Турцию, Кате норковую привезёшь!
— Да зачем? У меня Катя есть.
— Ну и что? С ней скучно. Шубу хочешь?
— Хочу…
И пошёл. А дальше — как в тумане. Плакал потом, ехал домой, ненавидя себя. А когда Катя узнала — выгнала.
Люба ликовала.
— Ты чего, Санечка? — спрашивала она.
— Дети… Катя… Я ж им деньги предлагал!
— Ну, сама же выгнала, — пожала плечами Люба.
— Сама… А как узнала?
— Я сказала, — ухмыльнулась. — Описала твою родинку… и как ты плачешь после.
Саня вскочил.
— Куда?
— Домой. К семье.
— Да она тебя выгнала!
— Ничего. Выпрошу прощение.
* * *
— Сидит? — спросила Катя.
— Сидит, мам. Дождь, промокнет…
— Чёрт с ним… Шубу, говорит, хотел.
— Позвать? — тихо Света.
Катя взглянула на Ваню. Тот шмыгнул носом.
— Позовём, — вздохнула.
Отпаивали чаем на кухне, глаза в пол.
— Простите… Свет, Вань, простите…
— Ты маму обидел, — буркнул Ваня.
Потом все плакали в обнимку.
— Сань, а Турция какая? — спросила Катя.
— Ох, Катюх… — и он рассказывал о местах, где толком не был.
С Лёхой больше не общался. А шубу Кате потом купили. На ДР. Мутоновую.