— Надя, ну что ты так расстраиваешься, немного потеснишься. Это же твоя родная сестра, — голос матери звучал твёрдо, словно приказ.
— Мама, какие «потеснись»? Это наша квартира, мы с Денисом здесь живём! Куда нам тесниться? — Надежда сжимала кулаки, стараясь не сорваться.
— А что, ей в этой общаге гнить? Снимать жильё — дорого, ты сама знаешь. Всё, решено: Катя будет у вас. Мне спокойнее, когда ребёнок под присмотром.
— Мы же не договаривались!
— Теперь договорились. Мы семья, должны поддерживать друг друга.
— Семья? Серьёзно? А ты вспомни, как…
— Всё, некогда. Куплю билеты — сообщу.
Трубку бросили. Надя стояла на кухне, сжимая телефон до хруста. Опять этот наглый тон, опять её мнение никого не интересует. Но чему удивляться?
Она всегда была нелюбимой. Когда мать вышла замуж во второй раз и родила Катю, Наде пришлось быстро повзрослеть.
— Ты уже большая, помогай с сестрой, — твердила мать. И на неё свалилось всё: уборка, магазины, пелёнки, а позже — готовка. Отчим сбежал вскоре после рождения Кати.
Катю баловали. Самую сладкую конфету — ей, новую кофту — ей, в кафе заказывали то, что хочет Катя, в кино шли на её выбор. Девочка росла в тепле и холе, даже тарелку за собой не убирала.
Катя разбрасывала вещи, ныла и капризничала:
— У Машки новый телефон, я тоже хочу!
— Что за ужин? Опять вчерашнее? Закажем пиццу!
— Где мои джинсы? Надь, ты их не постирала? Я что, сама должна? Да я не умею!
— Убираться? Не буду, голова болит. Сама сделаешь.
Мать никогда не перечила Кате. Надя пыталась спорить, но слышала в ответ:
— Катя растёт без отца, ей тяжело.
— Я тоже росла без отца!
— Ты сильная, а Катя — хрупкая, как фарфор. Ей нужно больше заботы.
Мать тратила на Катю всю зарплату, брала кредиты ради её капризов. А если Наде нужны были кроссовки или куртка, советовала искать подешевле или брать б/у. Никто не спрашивал, как она учится, чем живёт.
Надя устала от несправедливости и поклялась сбежать. Она училась на отлично, подрабатывала: раздавала листовки, писала статьи, была курьером. Каждую копейку складывала в жестяную коробку из-под печенья, пряча её на антресолях.
Однажды она пришла домой вымотанная — четыре часа на ветру с флаерами, пальцы закоченели. Открыла коробку — и сердце упало: пусто.
— Кать! Ты брала мои деньги?
— Какие? — лениво отозвалась сестра, жуя сухарики.
— Из коробки!
— А, эти копейки? Да, взяла. Нужно было за доставку заплатить, вещи привезли. И пиццу заказала.
— Ты что, с ума сошла?! Это мои деньги, я их копила!
— Ну и что? Тебе для сестры жалко?
— На пиццу и шмотки — да! Посмотри, в чём я хожу!
— Ну так купи себе! Кто мешает?
Надя заперлась в комнате и разревелась.
Вечером мать устроила скандал:
— Как ты смеешь попрекать Катю деньгами? Взяла и взяла!
— Она их спустила на чепуху!
— Мы семья, Надь! Стыдно быть такой жадиной!
— А ей не стыдно воровать?
— Она ребёнок! А ты взрослая, должна понимать.
— А кто меня поймёт?
— Хватит ныть! Иди посуду мой!
Надя отлично сдала ЕГЭ и поступила на экономический в Москву. Получила место в общаге — наконец-то задышала свободно. Училась, гуляла, ходила в музеи, подрабатывала.
Мать и Катя не звонили. Только перед днями рождения: «Не забудь перевести деньги». Надя отправляла и клала трубку.
На последнем курсе устроилась помощником бухгалтера, стала хорошо зарабатывать. Мать участила звонки, выспрашивала про зарплату. Надя иногда переводила, но копила с Денисом на ипотеку.
Они поженились и купили однушку. На свадьбу позвали только близких. Родители Дениса приехали, а мать с Катей отказались:
— Надь, ну какая это свадьба? Ты даже не в платье. Да и билеты дорогие.
— Это важный день! Ты же говорила — мы семья.
— Не можем. Катю в санаторий везу, денег нет.
А теперь мать решила, что Катя будет жить у них. Не спросила — приказала. Места не было, да и желания тоже. Но внутри Щемило: а куда ей ещё? Общага — не вариант.
Надя обсудила с Денисом. Он был против, но согласился на время.
Катя приехала и сразу:
— Ну и дыра у вас! Ничего ближе к центру не нашли?
— Привет, — сухо ответила Надя. — Раздевайся, мой руки, садись ужинать.
— Квартира — как клетка.
— Можешь снять хоромы в центре.
— Денег дашь — сниму.
— Спать будешь тут, — Надя показала на матрас.
— На полу? Какое гостеприимство!
— Не в этот раз.
С Катей Надя будто вернулась в детство. Та снова не убирала, оставляла грязную посуду, не помогала. Жрала, что готовили, гуляла, тратила их свет и воду.
Однажды Денис спросил:
— Ты брала деньги из коробки? Я не успел положить в банк.
— Какие деньги?
— 150 тысяч. На ипотеку.
Надя поняла. Ворвалась в комнату:
— Кать! Ты брала деньги?
— Ну я! И что?
— Где они?
— Нету. Потратила. На новый телефон.
— Это воровство!
— Не воровство, а сестре помогла. Мама всегда говорила: семья — это главное.
Надя позвонила матери, но та отмахнулась:
— Ну взяла и взяла. Ты же знаешь, как молодёжи хочется модный телефон.
Трубку бросили. Это был последний разговор.
Вечером Надя выставила Катю с вещами в подъезд:
— Убирайся. И больше не звони.
Катя ревела, умоляла, но дверь захлопнули с такой силой, что стены дрогнули.
И Надя рассмеялась — наконец-то свободна.
Марьяна
Марьяна с детства была егозой — неугомонной, ветреной, вечно в царапинах.Марьяна смахнула слезу и зашагала по улице, твёрдо решив больше никогда не оглядываться назад.
