Зал, где время замерло
Я опоздал на свою электричку. Не из-за внешних причин — просто не хватило решимости. Глупо, обидно, и, если начистоту, невыносимо. Стоял на пустом перроне станции Северная, курил впервые за десятилетия — нарочито медленно, будто мне больше нечего бояться — и наблюдал, как в черноту ночи тают красные огни уходящего состава. Затягивался жадно, будто в этом дыме скрывался ответ на вопрос, который давно перестал задавать. И вдруг осознал: торопиться некуда. Там, куда я направлялся, ничего не изменится. А домой… домой возвращаться не хотелось. Там осталось лишь то, что я когда-то сам и бросил.
Я побрёл вдоль платформы, будто надеясь наткнуться на другой маршрут, другой шанс, иной исход. Но под ногами — лишь потрескавшийся асфальт, мутные лужи и моё же отражение в них. Дождь только начинался — мелкий, колючий, почти неощутимый. Я зашёл в зал ожидания — обветшалый, продуваемый сквозняками, с осыпающейся штукатуркой, запахом ржавых труб, сырости и времени, будто застрявшего здесь навсегда.
Календарь утверждал, что весна уже наступила, но в зале ещё витал зимний холод. Батареи сонно булькали, не справляясь с сыростью, под скамейками копилась уличная грязь, а стены словно источали ледяное дыхание. У окна сидела женщина лет сорока с мальчиком лет восьми. Он ел остывшие пельмени из пластикового контейнера, методично, будто выполнял долг. На нём была школьная форма, а на коленях — аккуратно сложенное пальто. У ног — потрёпанный ранец. Он жевал, морщась — видно, тесто давно превратилось в резину. Женщина смотрела в окно невидящим взглядом. Тёмные круги под глазами, пальцы, сцепленные на коленях — будто она изо всех сил держалась за последнюю ниточку. Руки дрожали. Как будто внутри что-то вот-вот разломится.
Я бы и не заметил их, если бы не её голос:
— Ты же знаешь, он не вернётся?
Фраза вырвалась хрипло, будто сорвалась с самой глубины. Как камень, вытолкнутый из груди. Мальчик даже не вздрогнул. Просто кивнул и продолжил есть. Так, словно слышал это уже сотню раз. Так, будто в этих словах не было ничего нового.
Мне стало стыдно. Не за них — за себя. За то, что подслушал. За то, что и сам когда-то не дождался, ушёл. Захотелось выйти под дождь, продрогнуть до костей, отмыться. Я встал, направился к двери, и тут услышал:
— Не сердись на него. Он просто не смог. Он слабый.
На слове «слабый» голос её надломился, будто только сейчас она окончательно осознала это. Мальчик сжал вилку так, что костяшки побелели. Но промолчал.
Я не ушёл. Почему-то вернулся, сел поближе. Не чтобы вмешаться — просто больше идти было некуда. Эта тишина между ними говорила больше, чем любые крики. Женщина взглянула на меня. Коротко, без раздражения. Просто взгляд того, кому уже нечего терять.
— Простите, — пробормотал я. — Моя электричка ушла чуть раньше.
Она кивнула. Лицо оставалось каменным. А мальчик вдруг поднял глаза и спросил:
— А у вас кто-то ушёл?
Вопрос прозвучал просто, будто не требовал ответа. Или наоборот — требовал именно здесь и сейчас.
— Я сам, — ответил я. — Я сам ушёл.
Он кивнул, словно понял. И добавил:
— А теперь куда?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Пока здесь. А дальше — видно будет.
Женщина поднялась. Медленно, будто ноги не слушались.
— Пойдём, Дим. Наш автобус через двадцать минут.
Мальчик без возражений убрал контейнер, застегнул ранец. Они вышли. Не оглянулись. Только дверь хлопнула — и тишина. Они исчезли. А я остался. Один. В этом зале, где время остановилось, где в воздухе парило эхо чужой боли.
Я взглянул на скамью. Там лежала смятая салфетка. Поднял её и выбросил. Будто вместе с ней избавился от чего-то, что давно пора было оставить.
Минут тридцать я просто сидел. Без мыслей. Потом зашёл старик. Низенький, в потрёпанной куртке, с потёртой папкой под мышкой. От него пахло мятной мазью и старостью. Он присел рядом. Молчал. Мы просто сидели. Минут десять.
А потом он заговорил:
— Я сюда каждый день прихожу. В привычку вошло. Мы с женой здесь познакомились. Она… — он замолчал, вздохнул. — Теперь её нет. А я всё равно хожу. Наверное, глупо. Но по-другому не могу.
Я кивнул.
— У вас была любовь?
— Была. Бестолковая.
— Любовь не бывает бестолковой, — пробормотал я. — Она бывает не вовремя.
Больше он ничего не сказал.
Он ушёл, оставив на полу мокрые следы. А я вышел следом. Дождь почти стих. От рельсов поднимался лёгкий пар, будто станция вздыхала.
Я смотрел ему вслед — как он удаляется, медленно, будто тает в воздухе. Хрупкий, как последний осенний лист. И вдруг понял — я хочу домой. Не в квартиру. В себя. Туда, где ещё теплится свет. Туда, где тебя ждут, даже если ты ушёл.
Я подошёл к кассе и взял билет.
Электричка пришла минута в минуту. Точно, будто судьба сегодня решила не капризничать. Я вошёл в вагон — неторопливо, будто впервые за долгое время нашёл дорогу.
