Вокзал, где время застыло
Я опоздал на свою электричку. Не из-за задержки — просто слишком медлил. Глупо, обидно и, если честно, безнадёжно. Стоял на пустом перроне станции Северная, курил впервые за много лет — открыто, словно мне уже нечего терять — и смотрел, как красные огни хвоста поезда тают в темноте. Затягивался жадно, будто в этом дыме скрывался ответ, которого давно не мог найти. И вдруг осознал: торопиться некуда. Там, куда я ехал, ничего не изменится. А домой… домой возвращаться не хотелось. Там — лишь пустота. Там всё, что когда-то сам же и оставил.
Побрёл вдоль платформы, будто надеясь наткнуться на другой путь, другой шанс. Но под ногами был только мокрый асфальт, мутные лужи да собственное отражение в них. Дождь начинался — мелкий, колючий, почти неощутимый. Я зашёл в зал ожидания — старый, продуваемый ветрами, с трещинами на потолке, запахом ржавчины, сырости и времени, которое здесь замерло.
Весна значилась лишь в календаре — в зале всё ещё пахло зимой. Батареи скрипели больше, чем грели, под скамейками лежали комья грязи, а от стен веяло холодом. У окна сидела женщина лет сорока с мальчиком, лет восьми, не больше. Он ел остывшие пельмени из пластикового контейнера, старательно, словно выполнял важное дело. На нём была школьная форма, а на коленях лежало аккуратно сложенное пальто. У ног — потрёпанный рюкзак. Он жевал медленно, морщась — пельмени успели затвердеть. Женщина смотрела в окно, словно сквозь него. Под глазами — синяки от усталости, руки сцеплены на коленях, будто она из последних сил держалась. Пальцы дрожали. Казалось, сейчас внутри что-то надломится.
Я бы не обратил на них внимания, если бы не её голос:
— Ты же знаешь, что он не вернётся?
Слова прозвучали глухо, будто вырвались из неё с болью. Как будто она выплюнула камень. Мальчик не вздрогнул. Лишь кивнул и продолжил есть. Так, будто слышал это уже не раз. Так, будто в этих словах не было ничего нового.
Мне стало стыдно. Не за них — за себя. За то, что подслушал. За то, что тоже когда-то не дождался, что сам ушёл. Захотелось выйти под дождь, продрогнуть до костей, смыть с себя всё. Я встал, направился к двери, но тут услышал:
— Не злись на него. Он просто не смог. Он слабый.
На слове «слабый» её голос дрогнул, будто только сейчас она осознала это окончательно. Мальчик крепче сжал вилку. Костяшки пальцев побелели. Он молчал.
Я не ушёл. Почему-то вернулся, сел неподалёку. Не чтобы вмешаться — просто не знал, куда ещё податься. Эта тишина между ними говорила больше, чем любой крик. Женщина взглянула на меня. Коротко, без раздражения. Просто взгляд человека, у которого уже нет сил.
— Простите, — пробормотал я. — Моя электричка ушла чуть раньше.
Она кивнула. Лицо её оставалось каменным. А мальчик вдруг поднял глаза и спросил:
— А у вас кто ушёл?
Вопрос был простым, будто не требовал ответа. Или требовал — именно сейчас, именно здесь.
— Я сам, — ответил я. — Я сам ушёл.
Он кивнул, словно понял. Потом добавил:
— А теперь куда?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Пока сюда. А дальше — посмотрим.
Женщина встала. Неуверенно, будто ноги её были ватными.
— Пойдём, Серёжа. Наш автобус через двадцать минут.
Мальчик молча убрал контейнер, застегнул рюкзак. Они вышли. Не оглянулись. Дверь за ними лишь щёлкнула — и всё. Они исчезли. А я остался. Один. В этом зале, где время остановилось, где в воздухе витал запах чужих жизней.
Я взглянул на скамейку. Там лежала скомканная салфетка. Поднял её и выбросил. Будто вместе с ней отпустил то, за что давно нужно было перестать держаться.
Минут тридцать я просто сидел. Молча. Потом вошёл старик. Низенький, в поношенной куртке, с потрёпанной папкой под мышкой. От него пахло мятной мазью и лекарствами. Он сел рядом. Не заговорил. Мы просто молчали. Минут десять.
Потом он вдруг сказал:
— Я сюда каждый день прихожу. Привык. Мы с женой раньше здесь встречались. Она… — он замялся, вздохнул. — Теперь её нет. А я всё равно хожу. Глупо, наверное. Но по-другому не умею.
Я кивнул.
— У вас была любовь?
— Была. Нелепая.
— Любовь не бывает нелепой. Бывает лишь несвоевременной, — сказал он. И больше не добавил ни слова.
Он ушёл, оставив за собой мокрые следы на полу. Я вышел следом. Дождь почти кончился. Редкие капли лениво падали на асфальт. От рельсов поднимался лёгкий пар, будто вокзал вздыхал.
Я смотрел ему вслед — как он медленно удалялся, будто растворяясь в воздухе. Маленький, хрупкий, словно бумажная фигурка, которую вот-вот унесёт ветром. И вдруг понял — я хочу домой. Не в пустые стены. В самого себя. Туда, где ещё есть свет. Туда, где тебя ждут, даже если ты когда-то ушёл.
Я подошёл к кассе и купил билет.
Электричка пришла по расписанию. Точно, словно судьба сегодня решила не опаздывать. И я вошёл в вагон — неспешно, будто впервые за долгое время выбрал верный путь.
