Дверь скрипнула, едва Иван дотронулся до звонка. На пороге стояла старушка, лет восьмидесяти, с хитрым прищуром ясных глаз.
— Доброго здоровья, — вежливо покоробил он, снимая шапку.
— И тебе, касатик, не хворать, — отозвалась она. — А што без спросу пришёл? Не боишься, как бы не встретилась тебе тут бабка-ёжка?
— Я, милок, в своей жизни уж всякого навидалась, — усмехнулась старуха. — Теперь сама пугать готова. Ну, заходи, не стой на морозе. Из соцзащиты прислали или сам по делу?
— Я, бабушка, от фирмы, что приборы чудные делает. Поставишь — и вода из-под крана, словно из ключа ледяного. Чистая, без хлорки. Как встарь у дедов, когда прямо из колодца пили.
— Ой, да ты, видать, водяной ко мне пожаловал, — засмеялась бабка. — Дело доброе. Проходи.
Иван тщательно вытер валенки о половичок.
— Разрешите не разуваться? — спросил он, кивнув на коврик.
— Да брось, невелика беда. Внучка потом подметёт, молодая ещё, не то что я — старая перечница.
— Да что вы, полны сил, глаза горят — хоть сейчас на посиделки, — льстиво пробормотал он. — А где у вас кухонька? Я бы показал товар…
— Ох и лапша у тебя на ушах, — фыркнула старуха. — В зеркала я уж лет сто не гляжу, так что поверю. Пойдём, покажу.
На кухне парень осмотрелся и вдруг спросил:
— А чего ж вы в зеркале не отражаетесь? Кикимора, чай?
— Ну что ты, — рассмеялась старуха. — Это внучка повыше вешала, а я малорослая. Не видать мне своего отраженья, хоть на цыпочки становись.
Он стал устанавливать фильтр, крутил гайки, показывал мутную воду до и прозрачную после. Бабка слушала, внимательно кивая.
— Возьму, — неожиданно сказала она. — Да сперва чайку испей со мной. Один пить — скушно. Пять минут не отниму. Чай у меня знатный, с душицей.
Быстро вскипятив воду, она заварила ароматный настой. Воздух наполнился запахом мяты и чабреца.
— Семья у тебя есть? — спросила она между делом. — Жена? Дети?
— Нет, пока один.
— И правильно. Ещё успеешь. А чай-то как?
— Как в сказке, бабушка. Где такие травы берёте?
— Да не беру я. Лесные духи мне на именины приносят.
Он рассмеялся, решив, что старуха шутит. Но смех его скоро затих.
— А скажи-ка, милок, зачем ты по домам ходишь? Неужто правда воду чистить хочешь? Не верю.
И тут он вдруг заговорил, будто кто-то язык развязал:
— Да нет же. Фильтры за гроши на рынке покупаю, а вам втридорога втюхиваю. Порой в воду сахарку подсыплю, чтоб слаще казалась. Люди ведутся, а мне барыш.
— Вот оно как, — невозмутимо кивнула старуха. — А я ж предупреждала: чай у меня не простой. Кто испьёт — правду молвить должен. Лесные духи, говоришь? Именно они травы собирали. За обман твой — платить придётся.
Парень хотел возразить, но тело его уже расплывалось лёгким туманом, медленно оседая в медный таз, подставленный старухой.
— Захотел быть водяным — будь им. Наш речной давно подручного ищет. Десять лет послужишь на реке, там видно будет.
Она подняла таз и вылила воду в раковину.
— “Чего не отражаешься, бабка?” А потому что мне три века минуло. А зеркала внучка повыше вешала, чтоб народ не пугать.
Старуха рассмеялась одной себе ведомой шутке.
— Первый был — счётчики менял, теперь молнии направляет. Воздух — его доля. А твоя — вода. Познакомитесь. В следующий ливень.
Она прошла мимо зеркала, в котором не отразилось ни единой морщинки. Лишь тень скользнула по полу и растаяла в тишине старого дома.
