Сегодня я снова почувствовала, как тревожно бьётся сердце. Экзамены позади — не идеальные пятёрки, но родители довольны. Возвращаясь домой, услышала мамин голос и… чужой, глухой, будто из давно забытого сна. Я тихо пробралась в комнату, но фраза заставила замереть:
— Слушай, Таня, это в последний раз… — резко сказала мама.
В прихожей хлопнула дверь — папа пришёл на обед. Я выглянула и увидела женщину в выцветшем белом платке. Её лицо казалось знакомым, будто из детского кошмара. Да, точно — та самая, что когда-то назвала меня «Люсей».
— Здравствуй, Люся. Дочка моя, — прошептала гостья.
— Проваливай, Тамара, — сухо бросил отец.
— Ладно, ладно… До скорого, сестрица, — фыркнула она и исчезла.
Я остолбенела:
— Пап, кто это?
— Так… мамина приятельница.
— Но она сказала «сестрица»!
— Ну, бывает… — он отвел глаза.
Но мамин взгляд и гнетущая тишина кричали: это не просто случайный визит.
Через два дня я столкнулась с ней у магазина.
— Ну, привет, Люська, — прошипела Тамара, подступая ближе.
— Я не Люся, я Алина!
— А меня-то узнала?
— Видела у мамы…
— У мамы? — она захохотала. — Я и есть твоя мать, глупышка!
Она вцепилась мне в руку, бормоча что-то о «покажу, где ты родилась». И я, будто загипнотизированная, пошла.
Вонючая коммуналка, облезлые обои.
— Вот твоя кроватка, — тыкнула она в ржавую пружину. И вдруг — провал в память: крошки на грязном линолеуме, сигаретный пепел во рту, пьяные крики. Кто-то тащит меня за волосы… Я кусаю — горький вкус крови. Люся… тогда меня звали Люсей.
Дверь с треском распахнулась:
— Тома, где бабки?! — в комнату ввалился мужик с перегаром. Увидев меня, заухмылялся: — О, новенькая?
Я выдернула из сумки пять тысяч рублей:
— На! Только исчезните! Вы мне — чужие.
— Люсенька…
— Я Алина!
Домой бежала, задыхаясь. Температура подскочила, зубы стучали. Мама застала меня в истерике:
— Она показала… помню пепел… эти руки…
— Дочка… — мама обняла меня, как в детстве.
Потом был рассказ. Две сестры из детдома — Тамара и Светлана. Их усыновили вместе. Тома сначала радовала, но спилась, сбежала, потом вернулась беременной. Моя мама — Света — забрала меня. Люся стала Алиной. А Тамара лишь изредка приходила вымогать деньги.
Иногда она стучалась в дверь:
— Люся, прости…
— Я Алина. Идите, тётя Тома.
Мама вздыхала:
— Она же сестра. Может, я её последний шанс…
Однажды явился тот самый Геннадий — трезвый, бледный:
— Тома в реанимации.
Мы поехали.
— Прости… — шептала она, сжимая мою руку. — Спасибо, что ты есть…
Через три дня её не стало.
А потом Гена привёл меня на кладбище.
— Вот твой отец.
У могилы стояла пожилая женщина:
— Ты… его дочь?
— Наверное…
— Я твоя бабушка.
Теперь у меня две могилы. И две жизни: та, что едва не сломала меня, и та, что сделала сильнее. Я прихожу к ним. Рассказываю, как живу. Обещаю, что не подведу. И сдерживаю слово.
