Дневниковая запись:
Снова перечитываю старые строки — будто проживаю те дни заново.
Жизнь тогда разлетелась на осколки, словно разбитое зеркало. После развода с Димкой я, как раненый зверь, забилась в родной угол — деревеньку под Костромой. Здесь меня ждала бабушка Надежда Петровна, моя тихая гавань, да сын Алёшка.
«Вылитый отец, — вздыхала я, глядя на мальчишку. — Единственное, что осталось от того брака…»
«Говорила же тебе — не связывайся с этим ветрогоном, — качала головой бабушка. — Всё в нос било: и выпивка, и гулянки. А ты — „Любовь, любовь!“ Словно ослепла».
«Ну что теперь вспоминать? — морщилась я. — Зато Алёшка есть. Это главное».
«Не кручинься, ласточка, — обнимала меня бабка. — Красавица ты наша. Где он тебе такую вторую найдёт, твой-то Димка? Не мужчина — пустое место».
«В школе полкласса за мной бегало, — машинально поправляла косу, — а теперь… Никому не верю. У всех сладкие речи, а потом — куда добрее-то девается?»
«Не все такие, — ухмылялась Надежда Петровна. — Вот Васька, к примеру. Помнишь, как он за тобой ухаживал? Парень — золото: руки из плеч, в рот водки не берёт. И всё ещё холост. Последний жених из вашего выпуска».
«Баб, да брось! — отмахивалась я. — Не до романов мне. Алёшку в школу собирать, дом на ноги ставить. Родители в городе на заводе торчат, так что тут я теперь за главную…»
«Дело найдётся всегда, — кивала старушка. — Я-то ещё огород могу полоть. Семьдесят лет — не век. Радуюсь, что вы с Алёшкой рядом. А родители твои, глядишь, на пенсии вернутся. Вот и заживём все вместе: ты в новом доме, я в своей горнице».
«Наседка ты моя, — обнимала я её, целуя в морщинистую щёку».
«А про Васю всё же подумай, — шлёпала меня бабка по плечу, как в детстве. — Такие не под каждым кустом валяются».
…Три месяца прошло, как я обживалась в деревне. Вася, местный механизатор, будто тень следовал за мной. Он, как и бабка, считал мой первый брак ошибкой. Как они сговорились — одному Богу ведомо, но то на почте столкнутся, то у сельпо. Бабушка шепталась с ним, жалуясь, что внучка «совсем зачахла».
Вася краснел, вздыхал, но боялся подойти. Надежда Петровна, видя его робость, подзуживала:
«Она теперь другая, Василь. Жизнь научила. Красота — не главное, а ты — мужик что надо: крепкий, работящий…»
«Да и не красавец, — усмехался он, но тут же хмурился. — Люблю её, Надежда Петровна. Все эти годы только о ней и думал».
Бабка утирала слезу и клялась помочь.
«Только не торопись. Дай ей отойти. Год всего с развода прошёл. Пусть сама разглядит тебя».
«А вдруг кто перехватит? — беспокоился Вася. — Упустил один раз — второго не будет».
«Слушай меня, — хитрила бабушка. — Помогай ненавязчиво: дрова привёз, забор поправил. А уж я слово замолвлю».
…Весна бушевала за окном. Грачи деловито шагали по чернозёму. Как сейчас помню: выбегаю на крыльцо в стёганой кофте — а во дворе Васин трактор, весь в торфе.
«Это кому?!» — ахнула я.
«Тебе! — буркнул он, спрыгивая. — Бабушка заказала. Распахивай ворота! Эй, да ты как есть босиком! Одевайся, дура, простудишься!»
«Сколько с тебя?» — потянулась за кошельком.
«Не надо. Пенсионерам бесплатно».
Назавтра его брат-десятиклассник Женька разбросал торф по огороду — тоже без копейки.
«С братаном рассчитаемся», — бурчал паренёк.
«Да что за коммунизм? — разводила я руками. — Меня в льготники записали?»
Бабка только сияла: «Теперь грядки — хоть огурцы сажай!»
Через неделю Вася привёз машину навоза, аккуратно прикрыв его плёнкой.
«Бери, пока дают».
«Спасибо, — улыбнулась я. — Не знала, что ты такой хозяин. Заходи на чай — пироги с капустой пеку».
Вася едва не подпрыгнул, но вспомнил бабкины наказы: «Другой раз. Дела горой». Сунул мне шоколадку: «Алёшке. Мне сладкое вредно».
…Потом появились песок, щебень. Соседки шептались: «Одна мужиков переплюнула! Ремонт, видать, затевает».
«Тяжело ей одной, — вздыхали старухи. — Замуж бы…»
Когда Вася вывалил щебень, я только рассмеялась:
«И это бабушкина льгота?»
«Дарёному коню в зубы не смотрят».
Тут меня прорвало. Затащила его в дом:
«Раздевайся, чай стынет!»
Вася сел за стол, озираясь: «Уютно у тебя».
«Женись тогда, — бросила я не глядя, — раз нравится».
Он поперхнулся: «Серьёзно?»
«А как же? — улыбнулась я. — Только любовь где?»
Тут его прорвало. Как закричит: «Да я с десятого класса по тебе сохну!»
Я закрыла ему рот ладонью, а потом погладила по щетине. Он вцепился в меня, как в спасительную соломинку…
«Вот и договорились, — шептала я. — Чего торфом-то морочили?»
Вася смущённо крякнул: «Баба Надя научила…»
«Обложили, — смеялась я. — Может, подождать с ЗАГСом?»
«Родители мои тебя как дочь ждут, — перебил он. — Завтра же».
…Свадьбу сыграли в моём доме — с гармонью, частушками. Бабка сияла, как медный таз. Алёшка в новом костюмчике важничал.
«Как расцвела после развода, — ахали соседки. — А ведь ходила — тень тенью!»
«Такого, как Вася, днём с огнём не сыщешь, — важно говорила Надежда Петровна. — Любовь у них — на всю жизнь».
И не ошиблась. Мы с Василием…И до сих пор живём душа в душу, радуясь каждому дню, что подарила нам судьба.
