Обиженные внучки
Сегодня вернулись домой мои девочки, и сразу в слезы: только что были у бабушки, а теперь — вся радость как рукой сняло.
— Пап, бабушка нас не любит… — всхлипывают хором. — Ваньке и Машке можно всё, а нам — ничего! Им пряники, мармелад, а нам: «Не шумите», «Идите в другую комнату», «Не трогайте».
Сжал зубы. Сердце будто камень на дно потянуло. Я и раньше замечал, конечно, но когда твои дети это чувствуют…
Свекровь, Анна Семёновна, никогда не скрывала, что души не чает в детях своей родной дочери — племянниках Ване и Маше. А моих девчонок — терпит. Первым — весь пирог, вторым — крошки. А то и вовсе ничего.
Раньше я отмахивался: мол, возраст у неё, характер сложный. Но с годами всё яснее: для Анны Семёновны внуки делятся на «наших» и «не наших». И даже родная кровь — если не от «правильной» невестки — не в счёт.
Дочки рассказали, как бабушка отчитала их за смех, а через пять минут разрешила Ване гонять машинки по полу с таким грохотом, что люстра дрожала. Или поставила на стол торт со словами: «Гостям угощение!» — а своим же внучкам налила чаю без сахара.
Хуже всего было, когда она однажды отправила их домой пешком. Через промозглый пустырь, в семь лет. Они боялись бродячих псов, дрожали от холода. А Анна Семёновна даже не позвонила.
Когда узнал — словно ножом по сердцу. Позвонил ей, а она только фыркнула:
— Сами справятся. В ваши годы я уже дрова носила!
После этого мой сын, Дмитрий, впервые нагрубил матери. Не кричал, но твёрдо сказал:
— Мать, если не можешь быть бабушкой для всех — лучше не будь ею вообще.
Прошли годы. Девчонки выросли умницами, и к бабушке больше не просились. А Анна Семёновна… постарела. Врачи, таблетки, тишина в доме.
Позвонила недавно — Ваня «на работе», Маша «на сессии». Вот тогда и вспомнила про «чужих».
— Пусть придут, приберутся, продукты купят. Я ж им всё-таки бабушка…
Я выслушал, помолчал и ответил:
— Вы им бабушка? А они вам — кто? Помните, как вы им сказали: «Я вас не звала»? Так вот, они и не придут. Потому что запомнили это слишком хорошо.
Трубка замолчала. И в её доме снова стало тихо. Только теперь — навсегда.
Вывод прост: любовь нельзя делить. Иначе однажды останешься один — с пустыми руками и тишиной.
