— Лена, помнишь, как мы клялись всегда быть откровенными?.. Должен признаться: я полюбил. Другую. Прости, но я ухожу. Она — та самая, с кем мне суждено состариться. Она как звёздное небо — бесконечная, загадочная…
Когда Артём произносил эти слова, глаза его горели безумным блеском. А Леночка стояла, вцепившись в спинку стера, будто земля уходила из-под ног.
— Ты в здравом уме, Тёма? Какая ещё «любовь всей жизни»? А я для тебя кто? Ты забыл, что у нас сын? Полтора года, Артём. Полтора! Я сижу дома, а ты, в свои тридцать шесть, вдруг возомнил себя поэтом и решил жить «по велению сердца»?
— Лен, я… — он попытался что-то сказать, но, словно испугавшись собственных слов, заперся в ванной с телефоном. Видимо, продолжал парить в облаках с новой пассией.
Той ночью Лена рыдала, прижимая к груди спящего Стёпку. Под утро, едва завязав волосы в пучок и кое-как одев ребёнка, отправилась к свекрови.
— Ну что ты, Ленуська. Мужика надо держать в ежовых рукавицах. Сама виновата — ходишь, как чучело, в потрёпанном платье, а потом удивляешься, что муженёк сбежал. Нынче век другой — всё мигом. Вот и Артёмка не стал тянуть, нашёл свою судьбу. Да ладно, не ты первая, не ты последняя. Приводи Стёпу, помогу. А там, глядишь, и себе кого присмотришь, — отмахнулась Валентина Степановна, словно речь шла не о разваленной семье, а о надоевшей рухляди.
Лена шла домой, ощущая, как внутри что-то оборвалось. Вера. Ожидания. Грезы. Всё рухнуло.
Три дня она проплакала. Потом встала, умылась ледяной водой и поступила мудро: подала на алименты. И сразу же — на развод. Хватит тешить себя иллюзиями. Пусть Артём купается в «свободе», которую так жаждал.
Свекровь изредка подкидывала помощь, но это скорее походило на подаяние. Пачка пелёнок — как милостыня, пара сотен рублей «на мороженое» — с видом благодетельницы. Мать Лены жила в Воронеже, присылала немного денег, при каждом звонке причитая: «Вот судьба-злодейка!» Лена молча сжимала кулаки и шла дальше.
Прошёл год. Стёпу устроили в ясли, сама вышла на работу. Первые месяцы были каторгой: сопли, температурка, ночные бдения. Но постепенно жизнь наладилась. В этой новой реальности было своё преимущество: покой, правда, отсутствие лжи. Порой, глядя на вечно недовольных отцов у садика, Лена думала: «Слава Богу, что одна».
И вот однажды раздался звонок:
— Ленок! Радость-то какая! Артёмка станет папой, представляешь?
— Чудесно. Здоровья маме и малышу, — равнодушно ответила Лена. И с удивлением поняла — не больно. Значит, зажило.
А через неделю — новый звонок. На том конце — всхлипы.
— Ленуся! Горе-то какое! Артёмушка в аварию попал! В больнице! Его «Ладу» — в щепки, сам еле живой. Теперь калека…
Лена замерла. Ей стало искренне жаль. Всё-таки отец её сына. Но жалость — не повод возвращаться в прошлое.
Вскоре раздался ещё один звонок:
— Лена, ты обязана забрать Артёма. Ухаживать, лечить. Я помогу!
— Обязана? С чего бы?
— Да вы же почти семья! Бумажка — не главное. У вас же Стёпка! Он же всё спрашивал про сына, любил его. И тебя. Просто свернул не туда…
— Свернул? Ладно. Пусть теперь его «звёздная любовь» о нём заботится. Моя очередь прошла.
— Да она его бросила! Сказала — «калека мне не нужен». Один раз в больнице появилась — и след простыл. Ребёнка хочет отдать!
— Жаль. Но это не мои трудности. Он нас предал, забыл. Виделся с сыном раз в полгода, алименты — гроши. Где был его «долг» тогда?
— Да ты каменная! Бесчувственная! Внуку расскажу, как ты отца в беде кинула!
— Рассказывайте, Валентина Степановна. Только начните с того, как он нас оставил. И где он был, когда Стёпа с температурой метался. Мне не страшно.
В конце концов свекровь забрала сына к себе. Артём выкарабкался, стал передвигаться с тростью. А однажды Лена встретила бывшую соседку, и та шепнула:
— Лен, ты в курсе, что Валентина Степановна по всему кварталу разносит, будто ты бросила Артёма, когда он без сознания лежал? Что никакой женщины не было, а ты просто сбежала, пока он при смерти был?
— Что?!
— Ага! И что ты сына не даёшь ему видеть, и что он — несчастный страдалец, а ты — чёрствая эгоистка. Говорят, он из-за тебя и в аварию-то врезался — мол, от горя не видел дороги…
Лена шла домой, онемев. Как можно так врать? И самое ужасное — находить тех, кто верит.
Стёпу она забрала из садика. Мальчик болтал без умолку, а Лена думала…
— Мам, мы пришли! — дёрнул её за руку сын. — Ты чего такая печальная? Из-за папы?
Лена кивнула, не в силах говорить.
— Не грусти. Я за двоих буду хорошим. Я тебя люблю, мамочка.
И тогда, обняв сына, она вдруг почувствовала небывалую лёгкость. Будто с плеч свалилась тяжёлая ноша. Пусть сплетничают. Пусть врут. Важно одно — вот он, её мир. Тёплая ладошка в её руке. Доверчивые глаза.
Вот оно, счастье. Не сказки про «любовь до гроба». Не пустые клятвы. А вот это — простое, настоящее. И всё обязательно будет хорошо.
