**Загадочный гость в саду**
Проснулась я от резкого крика соседского петуха. «Опять этот голосистый будильник», — подумала с досадой Марина. Крик смолк, но сон уже улетучился, оставив лишь неприятное ощущение тревоги. Я перевернулась на скрипучей кровати, чувствуя под собой сырость простыни и лёгкий голод. Утренний свет, пробивавшийся сквозь выцветшие занавески, резал глаза, усиливая раздражение.
Неохотно поднялась, зябко ёжась. Умываться ледяной колодезной водой я уже привыкла, а вот мыть посуду в холоде всё ещё было мучением. В тётином доме, где я гостила, горячей воды не было. Дом, старый, но родной, хранил воспоминания о детстве папы и тёти. Построил его ещё дед, и каждая доска здесь дышала историей.
После смерти бабушки с дедом тётя Люба осталась одна. Дочь уехала за границу, сын учился в Питере. Я же решила составить тёте компанию да и себе вспомнить детство — приехала в деревню на второй неделе отпуска. «И мне приятно, и тёте не скучно, да и помощь какая-никакая», — думала я, собирая вещи.
Хозяйство было несложным. Пять лет назад папа, Дмитрий, поставил газовый котёл, облегчив быт. Но мне всё равно не хватало старых времён, когда дом согревала живая печь, а воздух пах смолистыми дровами. Огородные дела тоже не утомляли: полив, прополка — всё делала с каким-то неожиданным удовольствием, словно возвращаясь к забытому ритму.
Накануне тётя уехала в соседнюю деревню на пару дней — то ли на поминки, то ли на праздник, я толком не вникала. Люба просила «присмотреть за домом», но что именно это означало, я представляла смутно. Живности не было, молоко и сметану тётя брала у соседей. Огород? Я и так за ним следила. Значит, день можно посвятить себе — чтению, прогулкам, тишине.
Вышла в сад, сорвала спелое яблоко, вдохнула свежий воздух. Отпуск в деревне был необычным. В прошлом году я грелась на море, а два года назад путешествовала, но этот старый дом в глухой деревушке под Псковом казался особенным, родным. Лёгкий ветер донёс странный звук — то ли шорох, то ли стон, едва различимый среди птичьего щебета.
Насторожилась, пошла на звук. Заглянула за сарай — никого. Обошла огород — тишина. Только рыжий соседский кот спрыгнул с забора и скрылся в траве. У забора шум послышался чётче. Засомневалась: выходить на улицу в домашнем? Махнула рукой — пробиралась через заросли крапивы, обходя чёрный ход. Сад пестрел яблонями, грушами, дальше — кусты вишни и облепихи, а у дома цвела смородина.
В гуще жимолости, переплетённой с лилиями, я замерла. В траве лежал мужчина. Сердце ёкнуло.
— Эй… — опустилась на колени, осторожно дотронулась до плеча. — Ты живой?
Перевернула его на спину. Он тяжело дышал, лицо было бледным. Я бросилась в дом, набрала ведро ледяной воды, вернулась, плеснула ему в лицо, смочила полотенце, приложила ко лбу. Незнакомец слабо открыл глаза.
— Воды… — прохрипел он.
Я помогла ему сесть, прислонила к забору, напоила.
— Тебе нужен врач, — твёрдо сказала. — Что случилось?
— Да так, поругался с другом, — поморщился он. — Врач не нужен, просто помоги встать.
Поддержала его под руку, повела в дом. Там он рухнул на кровать и тут же уснул.
— Ну и дела, — пробормотала я. — Ладно, всякое бывает.
Принялась готовить обед, поглядывая на спящего. Когда он очнулся, его рубашка уже сушилась на верёвке, а рядом лежала простая синяя футболка — для него. Мужчина надел её, сел, потирая виски.
— Спасибо, — буркнул.
— Не за что, — ответила, переходя на «ты». — Будешь есть?
— Да, — выдохнул он, медленно подходя к столу.
— Как зовут? — спросила, ставя тарелку.
— Артём, — ответил, глядя на еду.
— Марина, — представилась я, подавая ложку.
— Марина, — повторил он задумчиво. — Спасибо.
После чая щёки его порозовели, и он с аппетитом накинулся на блины. Я смотрела с теплотой — ему явно стало лучше.
— Хорошо? — убрала тарелку, мысленно вздыхая: опять греть воду для мытья. — А теперь рассказывай, что случилось.
— Зачем? — нахмурился Артём.
Я окинула его взглядом:
— Я хочу знать, кто и зачем валяется в моих кустах, — усмехнулась, но тут же серьёзно добавила. — Говори.
— Да ничего особенного, — отмахнулся он. — Поссорился с приятелем, вот и всё.
Я приподняла бровь.
— Ну, выпили, поругались, — добавил Артём, искоса глядя на меня. — Старые счёты, зависть, всё как обычно.
— Из-за чего? — спросила с сочувствием.
— Да из-за ерунды, — уклончиво ответил он.
Я закатила глаза:
— Понятно. Ладно, не хочешь — не говори. Но если голова болит — к врачу надо. Могу с тобой сходить.
На вид он казался моложе меня, студент, наверное. Хотя вряд ли школьник…
К вечеру он уже отлёживался, а я читала ему старую книгу с полки. Потом разговорились, и я удивилась, как легко идёт беседа. Позже вывела его в сад подышать.
К вечеру он уже уверенно ходил. Мы сидели на траве, ели яблоки, болтали. Я понимала ход его мыслей, но о нём самом знала мало.
Перед уходом он вдруг сказал:
— Знаешь, ты мне очень нравишься.
Мы сидели на лугу, засыпанном земляникой. Это был мой последний день в деревне, но я не решалась сказать.
— Очень, — повторил он, и я улыбнулась. — Я готов переехать сюда, если ты останешься.
— Сюда? — рассмеялась. — Я же в городе живу!
Артём замер.
— Я тоже.
Выяснилось — живём в соседних домах.
— Судьба, — улыбнулся он.
Я потупила взгляд, чувствуя, как тепло разливается в груди.