**Дар спасения: как одна встреча на остановке вернула к жизни мою дочь**
Сегодня снова вспомнила тот день. Как будто вчера было. Когда мы с Артёмом впервые увидели нашу дочь, весь роддом ахнул. Совсем крошка — личико, будто фарфоровое, носик аккуратный, а глаза… Голубые, прозрачные, словно в них отражалось всё на свете.
Первые месяцы всё было чудесно. К двум месяцам она уже держала головку, в четыре пыталась вставать. Мы радовались, не подозревая, что беда уже рядом. В полгода на шее появилась шишка — плотная, непонятная. Врачи разводили руками: анализы хорошие, ничего страшного. А дочь худела, капризничала, плакала по ночам. Я качала её до утра, а утром снова шла по врачам. Без толку. Отчаяние подкрадывалось тихо, но неумолимо.
Потом случилось чудо. Мы ждали автобус, чтобы поехать к бабушке. Дочь сидела в коляске, бледная, вялая. И вдруг к нам подошла женщина — крепкая, с косой, уложенной венком, в простом платье. Сибирячка, видно. Взгляд у неё был тёплый и пронзительный.
— Бедняжка, — сказала она. — И тебе, мать, нелегко. Не спит, не кушает?
Я кивнула, не в силах говорить. А она вдруг предложила:
— Я таких лечу. Если хочешь попробовать — приходи до заката. Баба Настя. Живу за поворотом. Возьми с десяток яиц, свежих.
Сказала и отошла. Стояла, отвернувшись, будто давала мне время подумать. Я колебалась: очередная шарлатанка? Но что-то внутри шептало: «Иди».
Бабушка, когда услышала, только вздохнула:
— Сходи. Вдруг поможет. Если денег много запросит — уйдёшь.
Купила яйца, пришла. Домик маленький, с синими ставнями, во дворе — грядки с цветами и качели, где резвилась девочка лет трёх.
— Пришла, — улыбнулась баба Настя. — Думала, передумаешь. У нас, знаешь, люди недоверчивые. А вот Машеньку выходила — из Архангельска привезли, еле дышала. Теперь бегает.
Машенька, услышав своё имя, засмеялась и помахала мне рукой. Видно было — здоровый, счастливый ребёнок.
В кухне баба Настя взяла яйца и начала выкатывать — медленно, от ножек к голове, шепча что-то под нос: «Уходи, хворь, из тела белого, из косточек, из крови алой…» Дочь затихла, наблюдала за её руками.
Потом разбили яйца в стаканы с водой. На желтках проступили кресты, а в белках пузырились мутные струйки.
— Видишь? — спросила баба Настя. — Порча. Но поправимо.
— Кто мог?
— Не спрашивай. Моё дело — лечить, а не судить.
Три курса по десять дней — и дочь ожила. Сначала кресты исчезли, потом и пузырьки пропали. А она стала спать, есть, смеяться.
— Вы яйца эти едите? — как-то спросила я.
— Господи сохрани! — засмеялась она. — Курам отдаю. От порчи они не болеют.
Рассказала, что дар у неё от матери. А та — от своей. Была у неё сестра, злая, хотела силу забрать, но дар передаётся только тому, кто с добрым сердцем.
Пока мы лечились, Машенька из Архангельска научилась ходить. Потом отец забрал её, оставив в благодарность мешок картошки, банку солёных грибов и связку вяленой рыбы.
— Вот так люди благодарят, — вздохнула баба Настя. — А мне важнее, что девочка жива.
И однажды всё закончилось. Яйца стали чистыми. Дочь — здоровой.
Сейчас ей уже двадцать. Учится в институте, мечтает о Москве. Иногда смотрю на неё и не верю, что когда-то могла её потерять. А когда прохожу мимо той остановки, всегда шепчу:
— Спасибо, баба Настя.
Потому что тогда она спасла не только её. Она спасла и меня.
