Морозная зима в Сибири выдалась лютой: сорокоградусные холода сковывали землю, а ночью становилось ещё холоднее, будто сама зима испытывала людей на крепость.
“Алексей, оденься теплее! Возьми свитер, тот шерстяной, что я связала,” — напутствовала мужа Татьяна, провожая его на работу.
Несмотря на стужу, дела на ферме не ждали. Голодные коровы требовали ухода. Алексей, уже немолодой, на пороге пенсии, привычно собирался трудиться. А Татьяна оставалась дома — ждала дочь с внуком, но та позвонила из города:
“Мама, пока морозы не спадут, не рискнём ехать. Приедем через неделю, в воскресенье.”
“Правильно, дочка. Вдруг автобус в такую погоду сломается? Береги себя и ребёнка,” — ответила Татьяна, скрывая тревогу.
Закончив разговор, она задумалась, погрузившись в воспоминания. Перед глазами встала та зима, полвека назад, когда она, юная Таня, с подругой Надей отправилась в глухую деревню к Надиной бабушке. Тогда тоже стояли трескучие морозы, но молодость брала своё.
“Танька, поехали со мной к бабке!” — уговаривала Надя. “Каникулы зимние, одной скучно, а ты нашу деревню увидишь. Правда, от села ещё добираться, но ничего, справимся!”
Обеим было по шестнадцать. Таня, уговорив мать, собралась в путь. Оделись потеплее, духом были крепки — мороз им нипочём. Автобус довёз до большого села, но дальше водитель едва выслушал возмущённых пассажиров:
“Всё, конец! Дорогу замело, трактор не проехал. Не поеду — застрянем!”
Таня с Надей, как и все, вышли.
“Таня, до деревни ещё вёрст десять,” — вздохнула Надя. “Куда в такую погоду? Пойдём к тёте Маше, маминой сестре, она тут живёт. Переночуем, а утром решим. Мать на всякий случай адрес дала.”
Так и сделали. Тётя Маша накормила их горячими щами, напоила чаем с вареньем, уложила спать в маленькой горнице. А утром сосед, дядя Вася, согласился подвезти их до деревни на санях. Тётя Маша с вечера договорилась:
“Василий, подкинь девчат, им к старухе надо.”
“Да как откажешь?” — добродушно ответил он. “Довезу — ветер в ушах засвистит!”
Таня с Надей забрались в сани.
“Ну, девки, накрывайтесь тулупом, а то замёрзнете!” — Вася заботливо подоткнул тяжёлую шубу и тронул лошадь.
Сани заскользили по заснеженной дороге. За селом потянулся сосновый лес, а дальше — бескрайние поля, укрытые снежным покровом. Дорога была неровной, но лошадь шла уверенно.
“Дядя Вася, а вам сколько лет?” — спросила Надя, чтобы разбавить молчание.
“Под восемьдесят,” — улыбнулся он. “Но я ещё огого! Летом овец пасу, чабаном работаю. Степь у нас — загляденье, всё цветёт, дух стоит медовый. Приезжайте летом — сами увидите!”
Дядю Васю в селе уважали. Добрый, простой, он умел рассказывать так, что забывались и холод, и долгая дорога. Пока ехали, говорили о разном, но вдруг Вася, прищурившись, сказал:
“По этой дороге, девки, я свою Марфу привёз. Давно это было, лет пятьдесят назад. Украл её, можно сказать…”
“Как украли?” — ахнула Надя. “Расскажите, дядя Вася!”
“Ту самую бабу Марфу, что нас провожала?” — подхватила Таня.
“Её, мою Марфушку,” — кивнул он, и глаза его оживились. “Тогда она была девчонкой, юной, как вы.”
Таня с Надей затихли, боясь пропустить слово.
“Давно дело было,” — начал Вася. “Поехал я в ту деревню, куда вас везу. Отец отправил по делам к своему брату, дяде Прокофию. Мне двадцать пять, не женат, всё невесту искал, да такую, чтобы сердце ёкнуло. В нашем селе такой не сыскал.”
Приехал Вася к дяде Прокофию. У того сын, Тихон, ровесник Васи.
“Здорово, Васёк!” — встретил его Тихон. “Батя на скотном дворе, скоро придёт. А вечером в клуб пойдём, у нас девки — огонь!”
В клубе гремела гармонь. Девушки кружились в пляске, звали Васю в круг. Но он, отдышавшись, заметил её — ту, что только вошла. Невысокую, с русой косой до пояса, в валенках и опрятном тулупе, снимавшую платок, отчего щёки её горели от мороза.
“Тихон, кто это?” — спросил Вася, не отрывая взгляда.
“Марфа, дочь дяди Мирона, соседа. Хорошая, да отец у неё — медведь. С ним никто не связывается,” — ответил Тихон.
Вася не стал медлить — подошёл к Марфе. Весь вечер они танцевали, смеялись, разговаривали. Марфа оказалась простой, весёлой. Потом они с Тихоном провожали её домой. Тихон ушёл, оставив их у крыльца.
С того вечера Вася зачастил в деревню. Марфа будоражила ему душу, спать не давала. Но однажды, заговорив о свадьбе, он увидел её слёзы:
“Отец не отдаст меня в другое село. Говорит, рано, да и жених уже есть, здешний. Запрещает мне с тобой видеться.”
“Нет, Марфа, ты моя,” — твёрдо сказал Вася. “Жди, приеду за тобой.”
Вася замолчал, глядя на заснеженные поля, будто вновь переживая те дни. Надя нетерпеливо подтолкнула:
“Ну и что дальше, дядя Вася?”
“Дальше — отказ,” — вздохнул он. “Отец Марфы, Мирон, мне от ворот поворот дал. Сказал, дочь никуда не поедет, выйдет за местного. Но я знал: Марфа меня любит. Без неё мне жизни нет.”
Вася вернулся к Тихону, попросил передать Марфе: через три дня он приедет за ней. В условленный вечер, в темноте, он ждал её за околицей. Марфа выскользнула из дома с узелком, прыгнула в сани, дрожа от страха.
“Боюсь, отец догонит,” — шептала она.
Вася гнал лоОн крепко обнял её, чувствуя, как бьётся её сердце, и приказал лошади мчаться быстрее, туда, где их ждала новая жизнь. (1091)
