«Это не его ребёнок!» — визжала свёкровь. А потом он вернулся с кольцом в руке… Слишком поздно.
Тот вечер будто прилип к памяти, как жуткий сон. Всё внутри сжимается, будто кто-то выкручивает душу. Я готовилась, как к светлому празднику: свечи, лёгкий салат из свёклы, его любимая запечённая щука, узбекское вино. И главное — новость. Та, что перевернёт всё.
Мне тогда едва стукнуло девятнадцать. Жили мы с Артёмом в Перми, в пятиэтажке на окраине. Встречались почти год. Он осыпал меня ромашками, шептал «моя ласточка», клялся, что не уйдёт никогда. Я верила. Строили планы — глупые, наивные, какие бывают только в юности, когда кажется, что любовь сметёт любые стены.
И вот я говорю:
— Тёма, ты скоро станешь папой…
Он замер, будто в него кинули снежком. Лицо исказилось.
— Чего?! Ты чего там бормочешь?
— Я беременна, — прошептала я, всё ещё ждала, что в его глазах вспыхнет счастье.
Но ответом был рёв. Грязный, звериный.
— Это не мой! Ты что, обалдела? Мне это не надо! Вались отсюда со своим животом!
Дверь хлопнула так, что задрожали стены. И его не стало.
Я звонила — молчал. Потом телефон разлюбил мой номер. Мне было худо — телом, душой, страшно. Но больнее всего было знать: человек, с которым я хотела делить жизнь, вмиг превратился в чужого.
Я попыталась прорваться к его матери. Лидия Петровна встретила меня на пороге своей хрущёвки в Ижевске. Даже внутрь не пустила — стояла в засаленном халате, руки в боки, глаза — две щёлочки.
— Брысь, — бросила она. — Не позорь моего сына. Этот ребёнок не от Артёма! Ищешь, к кому прицепиться. У него другие планы, ему не нужны твои ошибки!
Я стояла на лестничной клетке, и казалось, сердце вот-вот треснет. Ни тепла, ни слова, ни капли жалости. Только злоба.
Но даже тогда я не подумала избавиться от ребёнка. Он уже был во мне. Мой. Настоящий. Почему он должен страдать за подлость взрослых?
Прошло три года. Я родила. Сына назвала Славкой. И теперь, когда он просыпается, смотрит на меня и смеётся, я благодарю небо, что не сдалась. Да, было тяжело. Работала по ночам, стирала в тазике, жила на гречке. Но Слава — моя звёздочка. Всё, что у меня есть.
А потом… позвонили в дверь. На пороге стоял Артём. Тот самый, но другой — потухший, будто выжатый.
— Можно? — пробормотал он.
Оказалось, он угодил в жуткую аварию под Екатеринбургом. Выжил, но… детей теперь не будет. Девушка ушла, не захотела жить с пустотой. И тут он вспомнил про меня. Про сына. Про то, как «потерял своё».
— Хочу быть с вами, — сказал он. — Жениться. Заботиться. Воспитывать Славу. Всё наверстать.
Я смотрела на него и слышала внутри тот самый хлопок двери, который когда-то разорвал мою жизнь. Видела его лицо — тогда, в тот вечер, когда он выбросил меня в мусор. Помнила, как гладила живот ночью и молилась, чтобы малыш родился крепким. Как рыдала в подушку, когда Слава впервые крикнул «мам». И я просто… захлопнула дверь. Без слов. Без криков. Потому что всё важное он уже сказал давно.
Теперь его звонки летят в пустоту.
Кто-то скажет — надо прощать. Дать шанс. Но у меня есть сын. И он заслуживает отца, который любил бы его с первой минуты. А не приползал, когда других дверей уже не осталось.
А вы как думаете — права я или нет?
