«Ты променяла мой праздник на… пса?!» — как смерть любимца обнажила правду о свекрови
Прошло уже две недели, но тот день будто врезался в память кислотой. Для кого-то — повод нарядиться, звон бокалов, громкие тосты… А для меня — день, когда рухнуло что-то важное. Смерть не спрашивает разрешения. И уж точно не сверяется с датами в чужом календаре.
Того утра не стало Барсика. Нашего пса. Не просто животного — члена семьи. Восемь лет он встречал нас у двери, радовался как ребёнок, грел ноги холодными вечерами. Ветеринар ещё неделю назад вынес приговор — рак, последняя стадия. Мы знали, но от этого не становилось легче.
А тем временем календарь упрямо напоминал: день рождения Людмилы Петровны. Моей свекрови.
Я сразу сказала — не поеду. Не смогу. Не брошу того, кто смотрит на меня мутными от боли глазами, тычется мокрым носом в ладонь, будто умоляет: «Останься».
Муж — Сергей — отправился один. Сам настоял:
— Я поздравим маму, скажу, что у тебя мигрень. А ты… будь с ним. Он не должен умирать в одиночестве.
Я позвонила Людмиле Петровне. Пробормотала поздравление. Без торта, без придыханий. Голос предательски дрожал, но я скребла ногтями по столу, пытаясь звучать ровно.
Барсик умер вечером. В тот самый час, когда Сергей поднимал бокал за здоровье именинницы, а она кокетливо разворачивала подарочные коробки. Я гладила его жёсткую шерсть, чувствовала, как слабеет дыхание. Шептала:
— Прости. Спасибо.
Сергею я не звонила — не хотела врываться в их праздник с чёрной вестью. Он всё понял, едва переступил порог. Мы сидели на кухне, потрёпанный пёсий ошейник между нами, и пили чай, который горчил как полынь.
Через два дня зазвонил телефон.
— Ну что, молчунья? — шипящий голос свекрови. — Совести хватило набрать номер? Ты мне испортила весь вечер! День рождения с дырой в гостях!
— Барсик умер. Нам было не до праздников, — прошептала я.
— Да кому нужна твоя шавка! Не элита, не порода, дворняга обыкновенная! Ты предпочла собаку моему юбилею?! Это плевок в лицо! Это сына против меня настраиваешь!
Я опустила трубку. Спорить было бессмысленно.
С Людмилой Петровной мы всегда были как кошка с собакой. Она из тех, кто верит, что родив «гения» (её слова), получила право судить всех и вся. Шесть лет я глотала обиды. Каждый её день рождения был пыткой: закупала продукты, как базарная лошадь, часами стояла у плиты под её присмотром:
— Салат пересолен!
— Торт осел, ты что, духовку не проветривала?
— Почему скатерть не кружевная?!
Потом — улыбки гостям, пока внутри кипела злость. А после — горы посуды и ни единого «спасибо».
Три года назад женился брат Сергея. Его Наташка — «идеальная невестка» (опять же её слова). Теперь готовит она. Но убирать, улыбаться и терпеть — всё ещё моя участь.
В этом году я осмелилась выбрать. Не её — того, кто любил меня без условий. Кто ушёл, зацепившись взглядом за мои пальцы в последний раз. Я не жалею.
Теперь Людмила Петровна бомбардирует меня сообщениями: «эгоистка», «разрушаешь семью», «сын тебя бросит». Сергей молчит. Я не хочу войны. Но больше не стану притворяться, что её слова — не яд.
Скажите, это эгоизм — быть с тем, кто действительно нуждался во мне? Или есть вещи важнее показных улыбок и фарфоровых вазочек на праздничном столе?
