Он выгнал меня, обвинив в болезни ребёнка: “Ты не мать, а проклятие”
— Что ты наделала?! Из-за тебя малыш захворал! Убирайся вон! Сейчас же! Чтоб духу твоего здесь не было! — орал он, и в его голосе не звучало ни капли сомнения. Лишь злоба да ненависть.
Так Дима поставил точку. Не в споре — в нашей семье.
Он был уверен: всё, что происходило с нашим Ванюшей, — моя вина. Жар, сопли, детские слёзы — якобы всё по моей вине. Мол, я дурная мать, проглядела, “вечно у тебя всё через пень-колоду”. И переубедить его было нереально. Он не слышал. Не хотел слышать.
Я прижалась к стене в прихожей, пока он носился по квартире, хлопал дверьми, в ярости переворачивал детские вещи. В соседней комнате лежал наш сын — весь в жару, сонный, беспомощный. Я провела с ним всю ночь, поила чаем с малиной, сбивала температуру, не отходила ни на минуту. А теперь — “убирайся вон”.
Когда Дима уложил Ваню спать, он подошёл ко мне. Лицо — каменное. Взгляд — ледяной.
— Ты чего ещё тут торчишь? Сказал же — вали. Можешь забыть про сына. Ему такая мать не нужна. И чтоб я тебя больше не видел.
Я не кричала. Не ругалась. Только шептала, что люблю Ваню, что готова исправиться, стать лучше. Умоляла его одуматься. Но он не слушал.
— Ты только мешаешь. Ты ему только вредишь, Оля, — бросил он, словно ножом полоснул. — Всё уже ясно.
Он наскоро собрал мои вещи. Молча распахнул дверь. И кивнул на выход.
Не помню, как очутилась на улице. В глазах плыло. Было холодно, руки тряслись, а в голове стучало: “Я оставила сына… Меня вычеркнули из его жизни”.
Дима не взял трубку на следующий день. Не ответил через неделю. Он забанил меня везде.
Я слала сообщения, звонила его матушке, умоляла хотя бы на минуту увидеть Ваню. Но в ответ — тишина. Будто меня и не было.
Я — мать. Я носила этого мальчишку под сердцем девять месяцев. Я рожала его в муках, пела ему “Спи, моя радость”, не спала ночами, качала, когда у него резались зубки.
А теперь — я “пустое место”.
Дима решил, что может отнять у меня ребёнка. Без суда, без опеки. Просто мужик, взбешённый тем, что ребёнок простудился.
А ведь я и правда не виновата. Обычная осень, ветра, садик, где все сопливые. Но для Димы это стало поводом. Поводом добить. Окончательно.
Не знаю, чем всё кончится. Но я не сдамся. Найду способ. Пусть через суд, пусть через годы — но я верну сына.
Потому что я — мать. А быть матерью — не временная роль. Это навсегда. Даже если твоё “навсегда” теперь за чужой дверью.
