Свекровь роднее матери: горькая правда моей жизни
История о том, как одна женщина стала мне настоящей мамой, а другая осталась просто записью в паспорте.
Моя родная мать всегда ставила на первое место свои настроения, свои капризы, свой покой. А я была где-то сбоку, как необязательное дополнение. Теперь она в обиде, что я не прыгаю по её первому зову, что с чужой, как она выражается, «теткой» у меня теплее отношения, чем с той, что меня родила. Но так вышло по её же вине.
С детства я усвоила простое правило: не мешать маме. Это гарантировало тишину в квартире и отсутствие скандалов. Она жила в своём мире — сериалы, подружки, вечное бурчание. Проверка уроков заканчивалась подзатыльником, а любой разговор — раздражённым криком:
— Да когда же у меня будет хоть минута покоя?! Отстань, я передачу смотрю!
Ни одного утренника она не посетила. На родительских собраниях только ругала меня. Зато бабушка меня поддерживала, а отчим — человек вроде бы посторонний — относился ко мне теплее. Он помогал с уроками, записал меня в библиотеку, искренне спрашивал, как дела. Я его любила. И когда он ушёл, плакала сильнее, чем мать. Она, кажется, даже не заметила.
После этого мы с ней окончательно разошлись. Я жила сама по себе. Она — тоже. Да, кормила, одевала. Но никогда не спрашивала, как я, не обнимала, не интересовалась. Могла бы и сбиться с пути, но, видимо, инстинкт самосохранения сработал.
После школы мать отказалась платить за институт: «Хочешь — сама зарабатывай». Я крутилась как белка в колесе, бралась за любую работу. В одной конторе познакомилась с Димой — моим будущим мужем. Полюбили друг друга, сыграли скромную свадьбу и переехали к его родителям.
И тут моя жизнь перевернулась.
Его мать, Галина Ивановна, оказалась не просто хорошей женщиной. Она стала мне настоящей матерью. Без истерик, без упрёков, без нотаций. Слушала, поддерживала, давала советы, когда просила. Не лезла без спроса, но всегда была рядом.
Я впервые почувствовала: вот оно — тепло. Вот она — семья. Я перестала бояться быть собой, ошибаться. Мне не нужно было оправдываться. И сама не заметила, как начала называть её «мамой» — просто потому, что так было правильно.
Родной матери звонила раз в неделю — чтоб не говорила, что я её совсем забыла. Но каждый разговор заканчивался на «ты неблагодарная, ты меня бросила». И я снова клала трубку с комом в горле.
— Да она просто ревнует, — успокаивала Галина Ивановна. — У тебя своя семья, а твоя мать всё ещё хочет, чтобы ты жила её жизнью.
За 12 лет брака у нас родились двое детей. Теперь мы живём в своей квартире, а свёкры перебрались в Подмосковье. Дети обожают к ним ездить. А вот к моей матери — нет. Да и мы с Димой заглядываем только по праздникам — по обязанности, а не от сердца.
Она обижается. Обвиняет. Говорит, что я её предала. Но я знаю: мама — это не та, что родила, а та, что любит. Галина Ивановна стала для меня именно такой. Она рядом. Она поддерживает. Искренне радуется моим удачам и помогает пережить неудачи.
Я не мщу своей матери. Нет. Помогаю, как положено: продукты, лекарства, оплата счетов. Но душу перед ней давно закрыла. Слишком много боли. Слишком много равнодушия, которое она называла «воспитанием».
Может, кто-то осудит. Но это моя правда. Моя жизнь. И моя свекровь мне роднее, чем мать.
