Я была старшей в большой семье из глухой деревни под Омском. Всю заботу о младших — пятерых братьях и сестрах — взвалили на меня. Готовила им, поила чаем с малиной при простуде, провожала в школу. Родители даже не спрашивали, согласна ли я. «Делай!» — и всё.
Сверстники дразнили меня «домомучительницей» и «замарашкой». Их слова обжигали, и я плакала, забившись в старый сарай. Отец, застав меня в слезах, тут же хватался за ремень. «Выбью дурь!» — орал он, и каждый удар впивался не только в спину, но и в сердце.
Детства у меня не случилось. После восьмого класса родители решили, что я буду швеёй — «чтоб семье одежду шила». Отправили в техникум, не спросив ни слова. Я смолчала, как всегда.
Через два года устроилась в ателье в райцентре. Отец требовал, чтобы я таскала домой ткани, но я отказалась. Мать тут же зашипела: «Кто ты после этого? Всё для себя, гадина!» Мою первую зарплату в две тысячи рублей они вырвали из рук. Вторую я спрятала, собрала вещи и сбежала. Купила билет на попутную электричку — лишь бы подальше.
Первые годы были адом. Мыла полы в больнице, разгружала вагоны, пока не устроилась уборщицей в кафе. Позже хозяйка разрешила мне стряпать пельмени. Копеечку к копеечке — мечта о своей комнате в коммуналке не давала опустить руки. Жила я у старушки Матрёны Семёновны, которая брала с меня сто рублей да чаем с сушками кормила. В её доме я впервые почувствовала тепло.
Потом встретила Виктора. Свадьбу не справляли — расписались тихо. Переехала к его матери, родила Танюшку, потом Ваню. Казалось, жизнь налаживается, но прошлое не отпускало. Родители снились мне в кошмарах. Виктор уговорил съездить к ним. Купила гостинцев — пряников, колбасы, мандаринов — и ехала с дрожью в груди.
Но порог родного дома встретил меня проклятиями. Отец замахнулся, мать визжала: «Кровь пила нашу!» Братья были пьяны, сестра — беременна в пятнадцать. Никто даже не взглянул на детей. Когда дверь захлопнулась у меня за спиной, я стояла с тяжёлыми сумками и вдруг поняла: хватит. Развернулась, забрала гостинцы и ушла. Навсегда.
Иногда родную душу приходится искать среди чужих, а кровные узы — рвать без сожаления.