Ох, слушай, вот история, которая чуть не сломала мне душу. Когда мы с мужем совсем прижались, пришлось переехать к его отцу в маленький городок под Уфой. Думали, временно, но через пару месяцев я уже понимала — ни за что не выживу с этим человеком даже год. Я чувствовала себя не снохой, а крепостной у какого-то деспота, и теперь, даже если придется голодать, к свекру я не вернусь. Он убил во мне все надежды на нормальную жизнь.
Родители мужа развелись давно. Его воспитывал отец — Геннадий Петрович, а мать ушла в другую семью и почти не появлялась. Может, поэтому свекор ненавидел женщин. В первый день он показался мне просто угрюмым стариком, но не злым. Уважая его за то, что один поднял сына, я пыталась найти общий язык. Зря.
Своей квартиры у нас не было. Снимали комнату в Уфе, копили, но я забеременела, и всё рухнуло. Денег не хватало, а роды уже скоро. Сжав зубы, мы переехали к Геннадию Петровичу. Но уже через пару дней я поняла — это будет кошмар.
Я и не знала, что столько работы вообще бывает. Уборка, готовка, стирка — всё легло на меня, будто я не беременная, а домработница. На восьмом месяце еле ходила, живот тянул, спина гудела, но отдыхать нельзя. Я ещё и работала, чтобы хоть немного заработать перед декретом, а дома меня ждал вечный ад.
— Что разлеглася, как княгиня? — орал Геннадий Петрович, если я садилась отдохнуть. — Беременность — не болезнь! Никто за тебя полы мыть не побежит!
И я, стиснув зубы, снова бралась за швабру, драила полы, чистила окна, выметала углы, где не убирали годами. Свекор был безжалостен. Он придирался ко всему, выдумывая новые задания, пока я не валилась с ног. И делал это только в отсутствие мужа. Я пыталась гулять подольше, но это не помогало.
— Я пришел с работы, а ужина нет? — орал он, если еда не стояла на столе. — Вокруг грязь, а она гуляет!
Его слова резали, как нож. Он унижал меня при любом удобном случае, а я молчала — муж и так надрывался на двух работах. Я пыталась терпеть, надеясь, что свекор смягчится, но его требования росли. То суп невкусный, то тарелка грязная, то постель криво постлана. Порой его придирки были настолько дикими, что я еле сдерживала смех. Полы мыла дважды в день, гладила не только наши вещи, но и его рубашки, будто обязана ему служить.
— Почему я должен утюгом махать, если в доме баба есть! — вопил он. — Если сын привел такую неумеху, пусть разводится! Сидишь, как королева!
Живя с ним, я поняла, почему его жена сбежала, едва родив сына. Выносить его было выше сил. Я даже начала восхищаться той женщиной — как она терпела его хоть несколько лет? Но однажды чаша переполнилась.
Я стояла на кухне, скребла сгоревшую кастрюлю, когда он ворвался с очередной «лекцией» о том, как я всё делаю неправильно. Его голос, полный ненависти, стал последней каплей. Я швырнула кастрюлю в раковину, вытерла руки и молча пошла собирать вещи. Лучше голодать, чем позволить этому тирану уничтожить мой рассудок. Я думала не только о себе, но и о ребенке — ему не нужны унижения.
— Вались куда хочешь! — орал он мне вдогонку, осыпая отборным матом.
В этот момент вернулся Витя. Увидев моё состояние, он едва не бросился на отца. Я успела его увести, и уже на следующий день мы сняли крохотную комнатушку. С тех пор он не общается с отцом. Геннадий Петрович слал злобные сообщения, обвиняя сына в том, что «променял семью на чужую бабу». После этого Витя окончательно порвал с ним.
До сих пор не понимаю, как у такого человека мог вырасти добрый сын. Может, он озлобился от одиночества, но разбираться в этом у меня нет ни сил, ни желания. Мы больше его не видим, и я надеюсь, что так будет всегда.