«Я всё понимаю… но и ты меня пойми»: правда, разбившая надежды
В тот день Марина, как всегда, готовила обед — крошила мясо для жаркого. На кухне стоял запах чеснока, масло на сковороде шипело, а в зале неожиданно зазвонил телефон. Муж — Артём — поднял трубку. Голос его звучал сдержанно:
— Алло?
Затем — молчание. Долгое. Будто кто-то говорил без умолку, а он лишь слушал. Марина вытерла ладони о передник и вышла из кухни. В прихожей — ни души. Шнур телефона тянулся к детской. Сердце ёкнуло. Не понимая почему, она пошла тихо-тихо, будто кралась, — на носочках.
Из полуоткрытой двери спальни донёсся его шёпот. Тон, каким он никогда не говорил с ней.
— Лиза, успокойся, ради бога… Я всё понимаю. Но и ты меня пойми. У меня семья, я не могу сейчас приехать… Да, я тебя тоже люблю. Очень. Но сейчас не могу говорить — Марина может войти. Я обязан ей всё объяснить, но не сейчас… Завтра. Только, умоляю, не звони сюда в это время. И да… Я люблю тебя.
Её будто ударило током. Рука, собравшаяся распахнуть дверь, застыла в воздухе. Сердце билось так сильно, что не хватало воздуха. «Я люблю тебя». Он сказал это другой. Не ей.
Марина не стала устраивать истерику. В голове всплыл голос бабушки: «Никогда не принимай решений в гневе». Она втянула воздух и вернулась на кухню. Взяла нож, но пальцы дрожали. Кусочки мяса разлетались по доске неровно. У ног крутился кот, Марина бросила ему кусочек — машинальный жест доброты.
«Я тебя тоже люблю…»
Эти слова вертелись в уме, словно навязчивый мотив. Она цеплялась за другую его фразу: «У меня семья…» Значит, ещё важна? Ещё что-то значит?
Но тогда — кто она? Просто мать его детей? Хозяйка по дому? Привычка? Боль сжимала горло. Ведь у них всё было хорошо. Он всегда был заботлив, нежен. Ни намёка на холод. Ни разу не дал повода.
Через четверть часа Артём вернулся на кухню, вдохнул аромат ужина и улыбнулся:
— Боже, как вкусно пахнет! Скоро будем есть?
— Минут через сорок. Мясо мелко нарезала — быстрее прожарится… Кто звонил?
— Что? — будто не расслышал. — А, с завода. Попросили завтра выйти — партию леса принять.
— Часто тебя в выходные дергают. Мне это не нравится.
— Все в отпусках, сезон…
— Ага.
— Ты какая-то невесёлая, Мариш.
— Просто устала. Хотела завтра вместе на дачу съездить.
— Ты же дежурная. Вечером съездим.
— Тёма…
— Что?
— Ты меня любишь?
— Ну ты даёшь, конечно, люблю. Тебя и наших пацанов. Ты же знаешь — семья для меня главное.
Он потянулся, обнял её, поцеловал в шею. Но впервые за годы этот поцелуй вызвал у неё отвращение.
Позже она лежала на диване, глядя на играющих сыновей. Кот запрыгнул ей на колени, выпустил когти — благодарил за угощенье. Марина сжала его лапки, уткнулась носом в шерсть.
Эта женщина… она должна исчезнуть.
Марина не могла делить мужа. Не могла спать с ним, зная, что он был с другой. Но и потерять его — невыносимо. Решение пришло само: разобраться с любовницей. Самостоятельно. Без его ведома.
На следующий день, когда муж отвёл детей в сад и собрался «на смену», Марина сказала на фабрике, что заболела, и осталась дома. Для вида взяла у соседки рабочий халат и косынку — «стены белить». Затем — прямо к детсаду. Через несколько минут вышел Артём. Марина шла за ним, прячась за углами.
Он зашёл в магазин, купил солёные огурцы и яблоки, потом свернул в частный сектор. Марина поняла: там она живёт. Муж скрылся за калиткой одного из домов.
Она присела на скамейку. Ждала. И вот он вышел… не один. Высокая брюнетка рядом. Они пошли к парку — туда, где когда-то гуляли они с Артёмом. Марина вернулась домой. В висках стучало. В душе — пустота.
Через пару дней она разглядела Лизу ближе — красивая, стерва. Лет тридцати. Потом — удача: подслушала разговор Лизы с подругой. Та, не подозревая ни о чём, выдала всё.
— Лизка? Одна с больным сыном, муж сбежал. Сейчас у неё роман. Женатый. Говорит, он ради неё семью бросит…
Внутри у Марины всё перевернулось. Но на лице — улыбка.
И вот, в один из укороченных рабочих дней, Марина — в халате и платке — отправилась в «гости».
Лиза была во дворе. Марина притворилась, что ей плохо, вошла в доверие. Вода, стакан… и вдруг — «Я вижу вашу судьбу».
Лиза — сначала в шоке, потом в сомненьях. Но Марина начала рассказывать про её жизнь — муж, развод, больной ребёнок, шрамы… Всё. Лиза поверила. Глаза расширились.
— А с этим мужчиной… у вас ничего не выйдет. Он крепко связан с женой. Никогда вас не оставит.
— Оставит! Я его добьюсь! Рожу от него!
— Не будет он твоим!
— Будет!!!
И тут — удар огурцом по голове. Завязалась потасовка. Марина била её, крича:
— Это МОЙ муж! МОЙ! Поняла?! Убирайся с нашей дороги! Убирайся!
Слёзы, грязь, порванный халат… Но Марина ушла, высоко подняв голову.
Через неделю Артёма перестали вызывать в выходные. Он больше не пах солёными огурцами. Марина чувствовала победу. Лиза исчезла из их жизни. Навсегда.
Прошли годы. Они переехали. Жили тихо. Он — отстранённый, часто задумчивый. Она — спокойная. Дети выросли. Жизнь шла своим чередом.
А однажды, когда до конца оставались считанные дни, в палату вошла женщина. Марина подслушала — это была она. Лиза. Они плакали. Он звал её по имени. Прощался.
Марина посмотрела в глаза старой сопернице. Та — молча вышла. Они не узнали друг друга. Или сделали вид.
И только вечером, сидя у кровати умирающего мужа, Марина подумала:
АИ, опустив голову на его холодные ладони, она поняла, что простить — не значит забыть, а значит просто перестать ждать.
