СВЕЧА НА ВЕТРУ
Татьяна Сергеевна сбросила одноразовые перчатки и маску в металлический таз и, едва держась на ногах, покинула операционную. Операция была сложной — шансы пациента, Юрия Михайловича Воронова, пожилого мужчины с больным сердцем, оценивались как мизерные. Но он выдержал наркоз.
Теперь оставалось ждать…
Всю ночь Татьяна не сомкнула глаз. Лежала на жесткой койке в ординаторской, уставившись в потолок. Потрескавшаяся побелка напоминала ей о прошлом, которое она давно заперла в самом дальнем уголке памяти. Эти трещины будто тянулись из той жизни — из занесённой снегами деревеньки Заозёрье под Архангельском, где началась её взрослая жизнь.
Татьяна закрыла глаза, и время перевернулось. Ей снова девятнадцать, она стоит у старой полуразрушенной церкви — почерневшей от времени, с обвалившимися стенами и колоколом, застывшим в проёме.
Тогда, после института, её отправили в глушь. Там она впервые поняла, что такое жить среди ледяного безмолвия, лютых морозов и людского равнодушия.
В тот храм она зашла случайно. Внутри пахло сыростью, ладаном и стариной. Она поставила свечу, надеясь, что хоть здесь найдёт каплю тепла.
— Что-то тяготит душу, сестрица? — раздался голос за спиной.
Перед ней стоял молодой священник — отец Иоанн.
— Так, зашла… — ответила она, стараясь улыбнуться.
С тех пор посещения стали регулярными. Их беседы были тихими, долгими. Он казался ей единственным человеком, который понимал её душу.
Как-то она призналась:
— Сегодня день рождения отца. Он был офицером. Погиб в 1919-м, под Курском…
Она и не подозревала, что это станет роковой ошибкой.
Ночью в её дверь забарабанили. Татьяна накинула халат, открыла — и всё кончилось.
Обыск, крики, угрозы. Отец Иоанн оказался стукачом. На допросе следователь, невысокий, с усталыми глазами, представился:
— Лев Валерьевич Орлов. Не бойся, — тихо сказал он. — Не все здесь звери. Хотя времена такие… Человек — как свеча на ветру. Дунуло — и нет его.
Он не бил, смотрел с сочувствием.
— Вытащить тебя я не смогу, Таня. Но и в лагерь не отдам. Попробую устроить ссылку. И молись, чтоб больше никто не заинтересовался твоим делом.
Так она оказалась в Заозёрье.
Дорога туда была одна — заснеженная, прямая, как нож. Мороз стоял лютый.
Первое время её никто не пускал в дом — боялись ссыльных. Она стучалась во все двери, но ей отвечали молчанием или грубым отказом.
— Людей найдешь и на краю земли, — вспомнила она слова Орлова.
Лишь одна дверь открылась — Варвара, молодая вдова, впустила её.
— Живи. Только без лишнего.
Татьяна осталась. Работала в огороде, лечила односельчан, нянчила детей. Постепенно люди начали доверять.
Прошло два года. Каждые две недели она отмечалась в райотделе. Начальник райкома, Дмитрий Петрович Громов, принимал её молча, без эмоций ставя подпись.
Но на третий год всё изменилось.
Был вечер. Метель.
К дому Варвары подкатили сани. Вбежал сам Громов, весь в снегу.
— Дочь умирает. Помоги.
Татьяна схватила сумку. Они примчались в его дом.
На кровати лежала девочка лет шести. Лицо серое, губы синие, дышит еле-еле. В углу сидела врач из районной больницы.
— Ангина. Без операции не выживет, — пожала плечами та.
— Когда скальпель привезут?
— Через часов пять.
— К тому времени она умрёт, — твёрдо сказала Татьяна. — Нужен нож, спирт и свеча.
Громов метался, принёс всё. Татьяна продезинфицировала нож, сделала надрез — гной хлынул.
Мать девочки с криком кинулась на неё, царапая лицо, но Громов оттащил её.
Всю ночь Татьяна провела у постели. К утру девочка дышала ровнее. Через день уже смеялась.
Перед отъездом мать подошла к Татьяне.
— Прости… Возьми. — Она протянула узел с едой и вышитыми полотенцами.
Громов с тех пор помогал — привозил продукты, подписи больше не требовал. Оказалось, он не камень — просто жизнь заставила ожесточиться.
Через полтора года Татьяна вернулась в город. Защитила диссертацию, вышла замуж, родила детей.
Прошли годы.
Однажды, гуляя, она оказалась у той самой церкви. Всё изменилось: чистые стены, золотые купола.
Зашла внутрь. Пусто. Настоятель подметал пол.
— Отец Иоанн здесь?
— Его нет в живых. Погиб в автокатастрофе. Шесть лет назад.
Татьяна молча смотрела на молодого священника.
— Вы одна из тех, кого он предал? — спросил он.
Она кивнула.
— Бог не прощает зла, совершённого в Его стенах, — тихо сказал священник.
Она поставила свечу. За отца. За свою молодость. За всё, что было.
А потом на приём записался пожилой мужчина.
— Рак желудка. Слабое сердце, — читала она историю болезни. — Юрий Воронов.
Она подняла глаза — и застыла. Это был он. Тот самый следователь.
— Таня? — узнал он. — Неужели…
Они говорили долго. Он рассказал, что через год и его посадили — донесли свои же. Пять лет лагерей.
— Ну что, доктор?
— Шансы малы, Юрий Михайлович. Но мы попробуем.
Ночью она лежала без сна. Позвонила в отделение.
— Как Воронов?
— Стабильно, — ответила медсестра.
Татьяна вышла на балкон. Июньское небо розовело. Звёзды таяли.
И в тот момент она поняла: его свеча ещё горит. И, возможно, не погаснет так скоро…
