Один из тех дней, когда не болит, а ноет.
На остановке возле старого центрального рынка в Уфе стояла женщина. Прикуривая сигарету, она прикрывала пламя от порывов ветра ладонью, а другой вцеплялась в серую холщовую сумку. Та провисала низко, будто набита была не вещами, а грузом невысказанных дум. Женщина стояла у самого края, словно охраняла этот клочок тротуара — последнюю твёрдую точку в шатком, расплывчатом мире.
Её звали Лариса. Сорок восемь лет. На вид — меньше. Узкое лицо с резкими скулами, волосы стянуты в небрежный пучок, глаза светлые, но с синевой под нижними веками — не от недосыпа, а от вечного недостатка: внимания, тепла, хоть малой толики чуда.
Она не была разбита или сломана — просто устала. Устала от дней, сливающихся в одно серое пятно, от треска будильника, от привычных фраз «всё нормально», «как всегда», за которыми пряталась пустота. Устала от вечеров, заканчивающихся без слов, без вопросов, без чьего-то плеча рядом. От необходимости каждое утро собирать себя по кусочкам, чтобы просто пережить ещё один день.
Проснулась в семь. Дом затрещал половицами — сын, Денис, собирался в техникум. Бросил на ходу «привет» и вышел, даже не заглянув на кухню. Она ещё минуту лежала, глядя в потолок с паутиной трещин, затем поднялась.
Зеркало показало лицо. Ни злости, ни радости, даже усталость не читалась — просто лицо. Кофе выпила стоя, опершись о стол, накинула куртку, схватила сумку и вышла. День не начинался — он лишь продолжал вчерашний.
Сегодня нужно было съездить в город — забрать справку, заглянуть к неврологу и, если повезёт, купить сыну новую куртку. Тротуар был скользким, люди спешили, она шла среди них, прижимая сумку к боку, будто это её единственная защита. По дороге купила два пирожка с капустой. Один съела, второй завернула в салфетку — для бомжа у подземки. Но сегодня его не было. Оставила пирожок на скамейке. Просто так. Вдруг кому-то пригодится.
У врача сидели четыре бабушки, оживлённо обсуждавшие давление, огороды и тесноту кабинета, где «бедный доктор и развернуться не может». Лариса устроилась у стены, листала новости. Взрывы, смерти, чужие трагедии, чужие улыбки. Жизни, не имеющие к ней отношения. Закрыла телефон. Не потому, что надоело — просто стало всё равно.
Невролог говорил что-то про «вегетативку» и «необходимость отдыха». Она кивала, делая вид, что слушает, а в голове крутилась одна мысль: где найти место, где можно просто лечь и не быть никому нужной. Ни сильной, ни терпеливой. Просто исчезнуть. Хотя бы на день.
На улице подул холодный ветер. Купила стаканчик кофе, медленно глотала тёплую горечь, будто это последнее, что связывает её с миром. Присела в сквере. Сумка на коленях, дыхание — в шарф.
Рядом опустился мужчина. Лет пятидесяти, морщины у глаз, плечи ссутулены. Не глядя на неё, тихо сказал:
— Холодно. А домой идти не хочется.
Она даже не удивилась. Словно он прочитал её мысли. Заговорили. О работе. О еде. О том, как жизнь неожиданно сворачивает не туда. Он — ночной сторож в круглосуточном магазине, жена уехала к дочери и, видимо, не вернётся. Письма пишет редко. Он их даже не открывает.
Она — почтовый работник. Живёт с матерью, которая всё чаще забывает имена, даты, а иногда и собственноеотражение в зеркале.
Она перевела взгляд на пустую скамейку и вдруг поняла, что кофе давно остыл.
