Ещё летом эта скамейка в парке на Пушкинской была полна жизни: дети уплетали мороженое, громко смеялись, спорили о новых сериалах. Осенью сюда заглядывали рабочие в потрёпанных жёлтых жилетах — перехватить бутерброд, обсудить, кто ушёл с завода, кто развёлся, кому надоело. А сейчас — февраль. Холодный, серый, безмолвный. На скамейке — ни души. Только Светлана. Закутавшаяся в шаль, будто в уютный кокон, прячущаяся от всего мира.
Ветер срывал с берёз последние сухие листья, выл в ушах, пробирался под куртку. Но она не шевелилась. Сидела, уставившись в тротуар перед собой. Казалось, там, под коркой снега и пепла, скрыт ответ. Разгадка. Или хотя бы передышка.
Рядом — пустая упаковка от творожка. Завтрак, проглоченный наспех, без удовольствия, без мыслей. До визита в поликлинику оставалось полчаса. Идти туда не хотелось. Возвращаться в пустую квартиру — ещё меньше. Да и вообще — куда? Ей просто хотелось тишины. Чтобы никто не трогал. Не лез с расспросами. Не пытался заглянуть в глаза.
Вчера в больнице буркнули: «Ничего страшного. Стресс. Переработка. Возьмите больничный». Доктор говорил устало, как по шаблону. Санитарка перебирала карточки. А Света сидела, машинально кивала. Как всегда. Как дома, как в бухгалтерии. А потом вышла, не зная, куда теперь. Она чувствовала себя выключенной из жизни. Будто стояла за стеклянной витриной — всё видно, но потрогать нельзя.
Каждое утро начиналось с кома в горле и желания испариться. Не умереть. Именно — исчезнуть. Раствориться в толпе, в вагоне электрички, в школьной учительской. Чтобы больше никто не спрашивал: «Где пропадаешь?», «Почему не берёшь трубку?», «Что ты всё молчишь?»
Дома — сын-подросток. Их разговоры сводились к двум фразам: «Поел?» — «Угу». Муж — тоже молчал. Молчал так, что между ними будто выросла бетонная стена. Глухая, толстая, нерушимая. Даже взгляды не встречались. Они не ссорились. Просто — перестали. Как будто чувства выцвели, оставив после себя пустоту.
Работа — счётный стол в районной гимназии. Никто не пристаёт. Казалось бы, плюс. Но в этой тишине хотелось вдруг закричать. Громко. До хрипоты. До слёз.
Рядом кто-то присел на лавку. Пожилой мужчина. Не спросил разрешения. Просто сел. Поношенная куртка, помятая ушанка. В руках — «Комсомолка», зачитанная до дыр, с загнутыми уголками. Развернул её, буркнув что-то про ветер. Крякнул:
— Пробирает сегодня. До самых костей.
Света едва кивнула. Не отрывая взгляда от земли. Мороз и правда был лютый — но дело было не в нём.
Прошло несколько минут.
— А вы чего… — он замялся, — будто нездешняя?
Она хмыкнула. Впервые за три дня.
— Я местная. Проще молчать.
— Понимаю, — кивнул дед. — Дак я после супруги тоже так. Вроде люди кругом, а поговорить не с кем. Потом вроде полегчало. То ли пёс помог, то ли сам к себе привык. А может, научился в потолок разговаривать. На скамейке — проще.
Светлана повернулась к нему.
— А давно вы… один?
— Лет семь с гаком. Сначала дни считал. Потом бросил. Только её именины помню. Свои — забыл.
Она разглядывала его. Обычное лицо. Морщинки у глаз. Взгляд — спокойный. Ненавязчивый. Настоящий. Как бабушкин плед — неказистый, но душевный.
— А вы кого тут ждёте?
Старик усмехнулся еле заметно.
— Да никого. Тут дышится легче. Дома — будто в клетке. А тут… воздух, народ мимо идёт, то старушка с таксой, то парни семечки лузгают. Иногда вот так присядет кто. Поболтаем. Или помолчим. Это ведь тоже разговор. Если знать, как молчать.
Они замолчали. Но уже не тягостно. Просто — вместе. Минут десять никто не говорил. Деревья поскрипывали, мимо пробежал мальчишка, вдади гавкнул пёс. Света почувствовала: внутри что-то дрогнуло. Не радость. Не боль. Просто — жизнь. Как тонкая трещинка на чашке, незаметная, пока не проведёшь пальцем. А теперь — вот она.
— Я подумала, — прошептала она, — иногда не нужен врач. Нужен просто человек рядом. Который не лезет в душу. Не требует отчёта. Просто — есть.
Старик ничего не ответил. Он аккуратно сложил газету на коленях. Погладил её, будто успокаивая. В его молчании читалось не равнодушие — понимание.
Она так и не дошла до поликлиники. Сидела. Пока не подошёл автобус. Потом он поднялся, слегка кивнул и побрёл прочь. Не оглядываясь. Медленно, слегка сгорбившись. А она осталась.
Но уже не прежняя.
Иногда нужно не родное плечо. Не вечная любовь. Не душевные разговоры. Просто человек, который сядет рядом и не даст тебе раствориться в своём одиночестве. Который заметит, не осудит, не задаст ни одного вопроса. Просто будет. Здесь.
Иногда этого — хватает.
