— Опять задерживаешься? — голос Артёма в трубке прозвучал приглушённо, будто доносился с другого берега Невы, где уже сгущались петербургские сумерки.
— Да. До одиннадцати, может, позже. Аврал с поставками, — ответила Алина, переключая телефон в громкую связь. Одной рукой дописывала письмо клиентам, другой помешивала остывший чай. Кружка стояла на краю стола, рядом валялись нераспечатанные отчёты.
— Ты словно забыла, что у нас есть дом, — сказал он после паузы. Без упрёков, просто констатация. Но в этих словах читалась усталость — от её бесконечных рабочих смен, от пустых вечеров, от утра, где их разговоры растворялись в молчании.
— Ты же понимаешь, — ответила она, чувствуя, как голос срывается.
— Понимаю. — Тишина нависла густая, как петербургский туман. В ней слышалось эхо недоговорённого, того, что оба знали, но боялись сказать вслух.
Алина ненавидела эту тишину. Она была слишком громкой. В ней тонули их недомолвки, усталость, попытки делать вид, что всё ещё держится.
Домой она вернулась глубокой ночью. Квартира в спальном районе Питера встретила её темнотой, лишь в прихожей тускло горела лампочка — Артём всегда оставлял её “на всякий случай”. Свет падал узкой полосой на пол, высвечивая одинокий носок — явно его. На кухне лежала записка: “Еда в микроволновке. Сплю”. Почерк был неровным, будто писалось второпях, будто убегая от чего-то.
Она разогрела ужин, ела в полутьме, не чувствуя вкуса. Всё было на месте: горячая еда, тёплый свет, забота в двух строчках. Но внутри что-то сжималось. Открыла ноутбук, пролистала отчёт, закрыла. Экран смотрел на неё пустым взглядом, как зеркало без отражения. Потом умылась, избегая смотреть в глаза себе — слишком тёмные круги, слишком много бессонных ночей. Легла рядом с Артёмом. Он спал, отвернувшись. Между ними было чуть больше пустоты, чем вчера. Или ей так казалось.
Утро началось с пробок и сломанной молнии на сапогах. В маршрутке Алина сидела рядом с женщиной, которая кричала в телефон: “Опять приполз под утро, молчит, воняет перегаром, а я, дура, всё жду”. Эти слова прозвучали как эхо. Только наоборот. Та женщина ждала, несмотря ни на что. А Алина жила с Артёмом, но будто в параллельном мире, где их жизни лишь изредка пересекались.
На работе начальник даже не заметил, что она пришла раньше. Не заметил бы и отчёт, если бы она не сунула ему под нос. Буркнул: “Нормально”, не отрываясь от монитора. Всё как всегда: задача, отчёт, кивок, тишина. Даже похвала звучала как приказ.
Алина вышла в кухню, заварила чай. Смотрела, как чаинки медленно опускаются на дно, оставляя тёмный след. Это было единственное, что казалось настоящим в тот момент.
И вдруг она осознала: всё, что она делает — правильно. Чётко. Без ошибок. Но это было движение по кругу. Как поезд, который идёт по расписанию, но не везёт никуда. Всё гладко. И бессмысленно. Она отдавала себя этим отчётам, этим срокам, забывая спросить: а куда это ведёт?
Вечером они ужинали молча. Ложки звенели о тарелки, за окном шумел дождь, холодильник гудел — жизнь шла своим чередом. Артём ковырялся в тарелке, избегая её взгляда. Вдруг спросил:
— Сегодня не задержишься?
— Не должна, — ответила она, и голос дрогнул.
— Может, в кино сходим?
Она кивнула, будто взвешивая, хватит ли сил просто быть, а не бежать. Потом подошла, обняла его сзади. Он был тёплым, настоящим. Как якорь в шторм.
— Прости, — прошептала она. — Я просто хочу, чтобы всё не развалилось. Работа, мы, дом… Всё сразу.
— Я знаю, — ответил он тихо. — Но мы же не крепость строим. Мы живём. Да?
Она прижалась к его спине, вдыхая знакомый запах. Он сжал её руку, будто это было единственное, что их держало.
В кино они пошли на какой-то боевик — с погонями и взрывами. Сюжет был неважен. В темноте кресла были мягкими, экран — огромным, а их пальцы — сплетёнными. И дышать стало легче.
Потом шли по вечерним улицам. Ветер нёс запах мокрой листвы и кафе. Фонари рисовали на асфальте золотые пятна. Где-то смеялись подростки, и их смех звучал как отголосок другой, но такой желанной жизни. Артём рассказывал что-то — про коллегу, про случай в метро. Ничего важного, но именно этого ей так не хватало.
У подъезда она остановилась. Что-то внутри дрогнуло — не страх, а пауза, в которой родились слова.
— Знаешь, — сказала она, — у меня почти всё в порядке. Почти.
Артём посмотрел на неё. В его глазах не было удивления — только понимание, будто он ждал этого.
— Тогда давай сделаем всё в порядке. Не сразу. Маленькими шагами.
Она кивнула. И впервые за долгое время захотела не просто выживать. А жить. По-настоящему.
