«Если ты не пустишь мою мать жить с нами — я подаю на развод»: так он и поступил…
Мужчина, клявшийся в вечной любви, может в одночасье стать чужим. Особенно когда перед тобой выбор — сохранить семью или защитить себя от разрушения. Я это пережила.
Когда мы с Игорем расписались, у нас не было своего угла. Ютились у его родителей в тесной трёшке. Терпели, пока его отчим не застал тёщу — свою жену — с любовником. Молодым, нахальным, с манерами «спасителя». Он нашептал ей про роскошную жизнь где-то под Сочи. Но поставил условие:
— Продавай квартиру. Уедем. Начнём всё с чистого листа.
Мы уговаривали Людмилу Петровну:
— Он вас обманет. Останетесь без гроша в кармане.
Но она только фыркнула:
— Завидуете моему счастью? Не ваше дело.
Через неделю мы с грудной дочкой оказались на улице. Квартиру продали, нас выставили. Игорь вкалывал на двух работах, я сидела с ребёнком и по ночам писала дипломы для студентов. Еле сводили концы с концами, но верили — ради будущего.
Копались на ипотеку, но судьба вдруг улыбнулась: умерла моя тётя, одинокая, без детей. Оставила мне трёшку в Казани. Светлую, с высокими потолками. На скопленные деньги сделали ремонт. Впервые за годы я вздохнула свободно.
Но покой длился недолго.
Как-то вечером, когда я заканчивала с посудой, раздался стук в дверь. На пороге стояла Людмила Петровна. Лицо опухшее, глаза затравленные.
— Дочка… сынок… он меня бросил… Всё забрал. У меня только чемодан. Пустите…
Мы с Игорем переглянулись. Видела, как его взгляд дрогнул. Он усадил мать за стол, налил чаю. А я стояла, словно деревянная, чувствуя лишь глухую, режущую боль. Ведь мы её предупреждали, умоляли не губить себя. А она не только не послушала — вышвырнула нас с ребёнком, когда у неё ещё было всё.
Игорь посмотрел на меня:
— Она одна не вытянет. Не бросим же мать.
Я стиснула зубы:
— Она нас выбросила, как ненужный хлам. А теперь ты хочешь, чтобы она жила с нами? В этом доме? Где мы едва начали дышать?
Людмила Петровна всхлипывала:
— Сынок, я не могу ночевать на вокзале… Помоги… Я всё осознала…
И тогда он произнёс слова, которые перерезали мне душу:
— Если не пустишь маму — развод.
В ушах зазвенело. Сердце провалилось куда-то вниз. Но я была спокойна. Говорят, перед концом душа затихает.
— Ладно, — ответила я. — Твой выбор. Оставь ключи. Здесь будет жить только тот, кто меня уважает.
Через неделю он подал заявление.
Ушёл. С матерью. В съёмную однушку. А я осталась одна — с дочкой и разбитым сердцем. Но не жалею. Потому что не впустила в дом предательницу и не позволила мужчине решать, с кем делить свою жизнь.
Любовь не должна диктовать условия. Особенно такие.
Теперь я знаю: родство — не о крови. Оно об уважении. О границах. О выборТеперь я строю свою жизнь так, чтобы моя дочь никогда не узнала, что значит быть преданной теми, кто должен защищать.
