Мы с мужем разошлись, когда младшему сыну исполнилось четыре года, а старшему — десять. Остаться одной с двумя детьми на руках — это испытание, которое не каждому под силу. Второго замужества не случилось — некогда было даже подумать. Всё время уходило на работу, на поднятие сыновей, на бесконечные бытовые заботы. Единственной поддержкой была моя мать — бабушка водила детей в школу, кормила их, брала на себя всё, чтобы я могла выживать на двух работах.
Горжусь, какими они выросли. Красивые, умные, образованные. Старший женился давно, живёт в другом городе, строит свой дом. А младший… с ним я связывала все надежды. Он был ближе — и сердцем, и расстоянием.
Когда он поступил в университет, я сделала отчаянный шаг — уехала на заработки в Германию. Мыла полы, ухаживала за стариками, копила каждую копейку. Не для себя — для него. Потому что понимала: если не я, то никто.
Когда он объявил, что женится, я обрадовалась. Его избранницу видела всего пару раз — скромная, вежливая, казалось, добрая. Тогда я ещё не знала, как искусно она умеет надевать маски.
Я отдала им всё. Купила квартиру — ту самую, на которую копила, мерзнув в чужих стенах. Устроила шикарную свадьбу — платье, ресторан, оператор. Старший сын не обиделся — у него своя жизнь, свой путь. А младший… я мечтала о внуках, о тёплых семейных вечерах, о том, чтобы быть нужной.
Но жизнь ударила исподтишка.
Через неделю после свадьбы я заглянула к ним — привезла домашнюю еду, фрукты, хотела просто посмотреть, как устроились. Не ждала восторгов, но хотя бы тепла…
Сноха встретила меня с ледяным выражением лица. Усадила за кухонный стол, налила чай и выдавила:
— Татьяна Ивановна, давайте сразу расставим точки. Будем видеться только по праздникам. Так — проще. Меньше недопониманий, меньше ссор. Отношения только выиграют.
Руки сами собой сжались вокруг чашки.
— Простите? — переспросила я, не веря ушам.
— Ну, вы же понимаете. Это в интересах всех.
Я сидела, окаменев. Эта девушка, для которой я сняла жильё, на чью свадьбу потратила последние деньги, теперь диктует мне условия — когда я могу прийти, а когда буду лишней.
Раньше она была слащавой, словно боялась, что я разгляжу её истинную суть. А теперь, получив желаемое, сбросила маску.
Но больше всего ранило молчание сына. Он не вступился, не обнял, не сказал: «Мама, приходи, когда захочешь». Просто стоял в сторонке, будто это его не касалось.
Я вышла, едва сдерживая дрожь. В автобусе кусала губы, чтобы не расплакаться. Всю жизнь пахала, не для себя — для них. А в старости мечтала лишь об одном — быть рядом. Быть матерью. Быть бабушкой.
Старший сын сразу всё понял.
— Мам, ты не заслужила такого. Мне стыдно за брата. И за неё. Ты не одна.
Да, он рядом. Поддерживает. Но легче не становится. Я не просила денег, не требовала внимания. Просто хотела оставаться частью их жизни.
Теперь сижу в своей же квартире и не знаю, что делать. Больно. Ощущение, что меня предали. Что мою доброту сочли слабостью. Что все мои труды — пустой звук.
Как жить дальше? Улыбаться им раз в год за праздничным столом? Или навсегда уйти из их жизни?
Я больше не чувствую себя матерью. Чужая. В квартире, которую сама подарила. В семье, которую сама создала.
