На кухне стоял аромат румяных котлет. Ольга ловко переворачивала их на сковороде, добиваясь той самой золотистой корочки. В соседней комнате тихо посапывал маленький Мишенька в своей кроватке. День выдался непростым — бессонная ночь, стирка, уборка, готовка, снова пелёнки. И всё это в одиночку.
Вдруг раздался плач. Тот самый, от которого у матери сжимается сердце.
— Сергей, подойди к Мишеньке! — крикнула Ольга, даже не оборачиваясь, но втайне надеясь, что муж откликнется.
Тишина.
Она бросила лопатку, оставила сковороду на огне и бросилась в комнату. Взяла сына на руки, укачала, успокоила. Вернулась — котлеты подгорели. Горечь разлилась по кухне.
— Вот и всё, теперь котлеты можно выбросить. Спасибо, Серёжа, — с горечью сказала она.
Малыш снова захныкал. А Сергей? Сидел, будто к дивану прикованный, уставившись в телевизор. Шёл его любимый хоккейный матч.
— Сергей! Я ничего не успеваю! Возьми ребёнка! — голос её задрожал от напряжения. И в этот момент из комнаты донёсся ликующий рёв:
— ШАЙБУУУ!!!
От этого крика Мишенька расплакался ещё сильнее.
Ольга снова рванула к сыну, прижала к груди. Усталость куда-то ушла — внутри теперь бушевала ярость. Вернувшись на кухню, она села за стол, закрыв глаза. Потом подошла к мужу.
— Серёж, пожалуйста. Погуляй с Мишей. Мне надо доделать дела, да и просто передохнуть…
— Ты что, не видишь? Я занят! — отмахнулся он, даже не повернув головы.
— Всё. С меня хватит, — холодно ответила Ольга. — Наслаждайся своей свободой, дорогой. Я ухожу. К маме.
Она собрала вещи, укутала малыша. Помог сосед — случайно выходил из подъезда, подержал коляску. Через час Ольга стояла на пороге родительского дома.
— Мам, мы с Мишей поживём у тебя. Ненадолго… — Голос дрожал, но в глазах читалась твёрдость.
— Живите, сколько нужно, — мама тут же взяла внука на руки. — Что, поссорились?
— Нет. Просто я больше не могу. Ты же на пенсии — поможешь мне немного, да?
Вечером зазвонил телефон. На экране — «Сергей».
— Оля, ты где?! — прозвучало в трубке.
— Я сказала тебе всё, когда уходила. Или хоккей был важнее?
— Я ничего не слышал… — пробормотал он.
— В этом и проблема. Ты не слышишь ни меня, ни сына. Только свисток судьи да шайбу на льду.
— Опять за своё, — буркнул он и бросил трубку.
Через час — новый звонок:
— А ужин где? Почему ничего нет?
— А ты почему мне не помогал? Я не справилась. И знаешь почему? Потому что всё лежит на мне одной.
— И когда ты вернёшься?
— Не знаю. Может, через месяц. Может, никогда.
— Зачем тогда замуж выходила, если не готова семью содержать?!
— Зачем? — её голос сорвался. — Чтобы кормить тебя, убирать за тобой и слушать, как ты орёшь на телевизор?! Мечта всей жизни!
— Ты хочешь, чтобы я «по-бабьи» жил? Да ни за что! Лучше развод, чем подкаблучником стать!
— Прекрасно. Разводись. — Она отключила звонок.
Мать, сидевшая в соседней комнате, подошла:
— Всё же серьёзно, да?
— Мам… я не прислуга. Я не прошу многого — просто помощи. А он кричит: «Развод!» Пусть идёт к чёрту.
— Оля, не торопись. Он, конечно, дурак. Но отец сыну нужен. Может, ещё не всё потеряно.
Прошла неделя. Звонок.
— Оль… я соскучился… Приезжай, — голос звучал жалобно.
— Я только начала отдыхать. Спасибо маме.
— Значит, не вернёшься? — тон резко изменился.
— Вернусь. Если будешь помогать. Хотя бы по выходным. Ты отец.
— Не дождёшься! Я мужик, а не нянька!
Прошёл месяц. Мишенька стал спать всю ночь. Ольга наконец выдохнула. В одну из суббот она подошла к матери:
— Мам, я поеду к Сергею. Попробую помириться. Потом вместе за Мишей приедем.
— Правильно, дочка. Попробуй.
Ольга приехала домой. Ключ всё ещё был при ней. Открыла дверь. Разделась. И вдруг увидела в коридоре чужие женские туфли.
Сердце ушло в пятки.
Зашла в спальню. Там, на их кровати, лежал он. И не один.
Не говоря ни слова, развернулась и вышла.
— Оля! Стой! Это ничего не значит! Я… я только тебя люблю! — растерянно закричал ей вслед Сергей.
Она даже не обернулась. Эти слова больше ничего не значили.
Она могла бы простить многое — лень, равнодушие, даже его бесконечный хоккей. Но не предательство. Не в доме, куда она хотела вернуться с надеждой.
Иногда женщине нужно всего лишь — чтобы её услышали. Не для криков. А для тишины, в которой спит ребёнок. Для дома, где она не одна тащит всё на себе. Для мужчины, который не боится взять на руки и дитя, и жену.
Но если вместо этого он держит в руках пульт, а не ответственность — пусть не жалуется, если однажды она уйдёт. И не вернётся.
Даже если котлеты больше не подгорают.
