**3 июня**
Проснулся от того, как солнечный свет осторожно коснулся лица. Утро было непривычно тихим. Ни криков, ни звонков с просьбами «посиди с Сашенькой до вечера». Потянулся, глянул в потолок и вдруг осознал — сегодня не надо никуда спешить, ни перед кем оправдываться, никого угождать.
Поднялся, пошёл на кухню, насыпал в турку кофе, зажёг конфорку. Пахло… не знаю, как объяснить. Свободой, что ли. На стуле лежала потрёпанная тетрадь — та самая, в которую когда-то записывал рассказы. Давно мечтал писать, но всё откладывал. Сначала — работа на заводе, потом женитьба, рождение Кати, развод, выплаты по ипотеке, хлопоты. А теперь — внук.
Сашенька появился в моей жизни так же неожиданно, как и вся взрослая жизнь дочери. Ещё вчера она была студенткой, а потом позвонила, сдавленно выдавила:
— Пап, я беременна. Мы с Артёмом оставим ребёнка.
Я промолчал. Опустился на табурет, сжал трубку и только сказал:
— Понял.
С тех пор всё завертелось. Катя и её Артём продолжали учиться, а внук остался у меня. Бесконечные пелёнки, каши, ночные бдения. Молодые родители оправдывались просто:
— Пап, ну ты же хотел внуков. Вот и нянчься.
Я терпел. Ни слова. Но с каждым днём чувствовал, как моя собственная жизнь утекает, будто песок сквозь пальцы. Просыпался не с мыслями о рыбалке или книге, а с расписанием Сашиного дня.
А сегодня — хватит.
Тем временем на другом конце города Катя впопыхах собиралась. Под глазами — синяки от усталости. На руках — хнычущий Сашка. В одной руке — сумка с подгузниками, в другой — ноутбук. Артём у окна набирал преподавателю, договаривался о консультации.
— Кать, успеешь к твоему отцу завезти? — спросил он на бегу, натягивая куртку.
— Успею… — сквозь зубы процедила она. — Всё, как обычно, на мне. Ты будто вообще не его отец.
Выскочили из квартиры. В автобусе Сашка закатил истерику. В висках у Кати стучало: «Только бы папа был дома»…
Постучали в знакомую дверь. Тишина. Потом шаги. Дверь открылась. На пороге — я, с чашкой кофе. В старом свитере, небрит. Но во взгляде — то, чего Катя не видела, наверное, годами: твёрдость.
— Привет, пап. Мы всего на несколько часов. Завтра сессия — потом сами справимся, — начала она, сразу заискивающе.
Я сделал глоток кофе. Выдохнул. Сказал:
— Нет.
— Что? — Катя остановилась, будто споткнулась.
— Не возьму Сашку сегодня. И завтра. Устал. Не хочу быть тем, кем вы меня назначили — бесплатным дедом на подхвате.
Артём попытался вставить:
— Михаил Петрович, ну мы же учимся, времени…
— А у меня его дофига, да? — голос дрогнул, но не от слабости. — Я тоже человек. Хочу жить. Не хочу сгнить раньше времени под грузом ваших проблем.
— Значит, так? — Катя горько усмехнулась. — Мы тебе обуза.
— Вы мне — семья. Но семья — это не когда тебе звонят в десять вечера и объявляют: «Завтра с утра будешь с ребёнком». Это не когда за твоей спиной решают, что тебе «всё равно делать нечего».
Повисло молчание. Даже Сашка притих. Катя с Артёмом переглянулись. Наконец, дочь холодно бросила:
— Ладно. Уйдём. Но когда тебе понадобится помощь — вспомни этот день.
— Обязательно, — кивнул я. — Только я попрошу. Не поставлю перед фактом.
Они ушли. Тихо. Я вернулся на кухню. СеОткрыл тетрадь, обмакнул перо в чернила и понял, что впервые за долгие годы пишу не для кого-то, а для себя — и в этом была вся правда жизни.