Я сидел сегодня в тени старой яблони, глядя на её ветви, гнущиеся под тяжестью плодов. Такого урожая не припомню — яблоки, крупные, румяные, так и просились в руки. Но собирать их было не для кого.
Древняя деревенька Малиновка давно опустела. Молодёжь разъехалась по городам, старики потихоньку уходят. Зимой огни в окнах теплились всего в нескольких избах.
— О чём задумался, дед? — раздался за спиной голос. — Не передумал в город перебираться?
Это была соседка Аграфена с лукошком в руках.
— За яблоками пришла? — вздохнул я. — Бери, сколько умаешь. Хоть свиньям скормишь. Передумать? Да, хотел бы, но сын уж дом продал, задаток взяли…
— Жалко тебя терять, — покачала головой Аграфена. — Кто теперь сюда заедет? Дачники, небось. Только летом шум стоять будет.
Она принялась собирать яблоки, а я глядел на неё и тихо молчал.
— Такого урожая, как в этот год, не видывал. Только собрался уезжать, а земля будто держит… Господи, как же тяжело решиться. И до сих пор не пойму — зачем?
— Сыну так проще, — ответила Аграфена. — Ни огорода, ни дров, всё под боком — магазин, да поликлиника…
— Верно, — согласился я, но голос сдавил ком в горле. — Только душа здесь останется. Умом понимаю, а сердце не пускает. Господи, прости… А ещё кота Ваську и пса Шарика оставляю. Присмотри, пока не разберусь. Ваську, может, возьму, а Шарик старый, ему в квартире тесно.
— Не горюй, — кивнула Аграфена. — Шарика к себе переведу, а Васька сам придёт, он хитрый. Автобус не пропусти. Надеюсь, ещё навестишь…
— Да, да… — пробормотал я. — Вещи собрала, за остальным сын приедет.
Обошёл дом, потрогал печь, будто прощался. Слёзы туманили взгляд, но время не ждало. Вышел к дороге, присел на замшелый пень.
Вскоре подкатил ржавый автобус, скрипя и дребезжа. Я, поздоровавшись с водителем Федоровым, сел у окна. Больше пассажиров не было — Малиновка была конечной.
Дорога, как всегда, убитая. Ямы, лужи, автобус плыл, как баржа в шторм. А потом — глухой лязг, и мы встали.
— Что, опять? — крикнул я, высунувшись.
Федоров, копошась у колеса, махнул рукой:
— Никуда не едем. Ремонт нужен, иначе ночевать тут.
Стал звонить, а я вдруг почувствовал — как будто камень с души упал. Вышел, говорю:
— До деревни рукой подать. Я пешком. Если не приедут — заходи ночевать. Уже темнеет.
— Час подождать надо, — ответил Федоров.
— Не буду, — отрезал я. — Дойду.
— А справишься?
— А то! — усмехнулся. — Не такие дороги топтал!
И пошёл. Сумка вдруг стала лёгкой, а на душе — будто солнце взошло. Аграфена, возвращаясь с поля, ахнула:
— Вот это да! Ты ли это?
— Дом не отпустил, — рассмеялся я. — Автобус сломался. Знамение, видно…
— Ну и слава Богу! — заулыбалась Аграфена. — Идём ужинать. У меня щи горячие.
Шарик, завидев меня, заскулил от радости, а Васька шмыгнул в дом, к миске.
Я поставил сумку и твёрдо сказал:
— Всё. Никуда не еду.
Васька мурлыкнул в ответ.
— Ты что, одобряешь? — прищурился я.
Кот потёрся о ноги.
— Погоди, сыну позвоню, — набрал номер.
— Вань, слушай… Автобус сломался. Никуда не еду. Остаюсь. Нет, серьёзно.
— Пап, вот что… Покупатели отказались. Задаток даже не забрали, оставили пять тысяч в утешение.
— Вот и чудно! — рассмеялся я. — Теперь точно знаю — не судьба.
— Ладно, потом разберёмся, — вздохнул сын.
— Чего разбирать? Где корни, там и жить, — ответил я.
— Ну что с тобой поделать… — засмеялся Ваня. — За эти деньги дров купим.
— То-то же! — обрадовался я. — Жду.
Аграфена с мужем Ермолаем уже накрыли стол. Узнав новость, хлопали меня по плечу.
— Выпьем за твоё возвращение! — поднял рюмку Ермолай. — Хватит мотаться. Мы уж привыкли — не бросим.
— Согласен, — кивнул я. — Теперь ни ногой.
— А главное, — добавил, — все знаки были.
— И наши уговоры, — подмигнула Аграфена.
Пили, ели, смеялись до ночи.
Через неделю Ваня привёз дрова. Весь день складывали, помогали соседи. Вечером сидели на крыльце, смотрели на закат.
— Лучше наших мест нет, — тихо сказал я.
— Наше оно, батя, наше, — обнял меня сын.
**Вывод:** Земля держит не ногами — душой. Иной раз кажется, что решение принято, но дом, как мать, не пускает. И тогда надо слушать. Не умом, а сердцем.
