У колодца…
Анна Сергеевна, с трудом взвалив коромысло на плечи, шла по узкой деревенской дорожке, и ведра звенели в утренней тишине, будто колокольчики. Вода в этом колодце — чистая, студёная, словно слеза — была для неё святыней. Хоть годы уже перешагнули за семьдесят, она каждый день приходила сюда, в самый конец деревни. Упрямая, крепкая, она и слышать не хотела, когда сноха начинала свои увещевания.
— Мама, ну сколько можно! Вода ведь и из крана течёт, и во дворе есть! Люди смеются. Вам не тяжело? — ворчала Надя, закатывая глаза.
Но Анна Сергеевна будто не слышала. С той водой, что из труб, она даже чай заварить не решалась: «Пахнет ржавчиной», — говорила. А колодезная — другая. Родниковая. Живая. Сладкая, как память о юности.
Она остановилась, поставила ведра, выпрямилась и на миг закрыла глаза. Ветер шевелил листья молодой берёзки — её недавно посадили у колодца. Раньше тут рос старый дуб, раскидистый и могучий, под которым Анна когда-то встречалась с Иваном.
Как горе́ли тогда её щёки, как стучало сердце, когда она бежала к колодцу! А он — высокий, светловолосый, с голубыми глазами — стоял, опершись на сруб, и ждал её. Все девчонки в селе завидовали. Особенно — Таня, её подруга.
— Только сунься к нему, Танька, — предупредила она однажды, — я за него душу отдам!
Но Таня лишь хмыкнула и сказала:
— Мне гадалка накаркала — он моим будет! А… шучу я, шучу! — поспешно добавила она.
Анна отмахнулась, но тревога уже засела в сердце. И словно назло — болезнь. Жар, огонь в груди. Лежала, слабая, как тряпичная кукла, и попросила Таню:
— Сходи к колодцу… скажи Ване, чтобы не ждал. Завтра приду.
Та улыбнулась… странно. Потом ушла, оставив за собой стук каблуков. Что она наговорила Ивану — Анна так и не узнала. Но когда пришла к дубу на следующий день, увидела их вместе.
Они стояли рядом, а она — с ледяным комом в груди — развернулась и побежала. Слёзы душили, сердце рвалось из груди.
Через неделю к Анне посватался сосед — Пётр. Скромный, тихий, смотрел на неё, как на чудо.
— Присылай сватов, Петя, — бросила она, сжимая в себе боль. — Пока не передумала.
Таня потом приходила. Рыдала, умоляла:
— Ничего между нами не было! Анка, прости…
— Получила, чего хотела. Но счастья не будет. Ни у тебя, ни у меня. А теперь уходи. Навсегда.
Свадьба была как похороны мечты. Родители переживали, а Пётр… Пётр сделал всё, чтобы ей было хорошо.
Он и варил, и стирал, и детей ночью качал. Все в деревне знали: золотые руки, доброе сердце. Но… любить его Анна так и не смогла. Жила с уважением, но без страсти.
Таня вышла за Ивана. А он… не задержался. Уехал сразу после свадьбы. Говорил — дом строить. Всё откладывались возвращения: то в Рязань, то в Тверь — лишь бы подальше.
Из Рязани и пришла весть: Ивана задавило бревном на лесоповале.
Хоронили всем селом. Анна не пошла. Не могла показывать людям своё горе. Но вечером пришла одна — к свежей могиле. Стояла, молилась. Не знала, о чём. Просто плакала — тихо, долго, будто не дышала все эти годы.
И вдруг — чья-то рука на плече. Обернулась. Таня. В чёрном. Взгляды встретились. И разошлись молча.
Прошли годы. Умерла Таня. Анна теперь часто ходила на погост. Там — муж, родители… и та могила. Две рядом.
Она ухаживала за ними. Чистила камни, вырывала траву. И однажды снова встретила Таню. Как тень в сумерках.
— Всё ходишь к нему, да, Анка? Даже теперь? — прошептала она.
— Ты знала… он тебя любил. Только тебя. Может, хоть этим утешишься…
И тут Анна вдруг поняла — она всю жизнь любила не Ивана. А ту мечту, что была с ним. А рядом был человек — настоящий. Верный. Нежный. Пётр. Муж, друг, опора. А она пряталась в воспоминаниях, словно в старом сундуке, выискивая след былого.
И зла на Таню больше не держала. Всё это — уже не важно.
…Анна Сергеевна подняла ведра. Вдохнула запах гвоздик. Уже вянут… Надо срезать — отнести на кладбище. Таня их так любила. Этот горьковатый, тёплый аромат… как обещание того, что так и не сбылось.
С тропинки крикнула:
— Петь! Пётр, мне нужно тебе сказать кое-что!
— Что случилось? — испуганно отозвался муж.
Она улыбнулась и, прижавшись к его груди, прошептала:
— Я люблю тебя, Петя…
И покраснела, будто девчонка. А он лишь крепче обнял её, не говоря ни слова. В глазах его было всё: изумление, нежность… и любовь, которую он пронёс через всю их жизнь.
Анна больше не проходила мимо двух тех могил. Останавливалась. Протирала плиты, шептала молитвы. Словно надеялась, что там, за облаками, наконец воцарился мир. Настоящий. Навек.
