У колодца…
Антонина Гавриловна, напрягшись, взвалила коромысло на плечи и зашагала по узкой тропке, громко звеня железными вёдрами в утренней тишине. Вода в этом колодце — ледяная, чистая, как слеза ангела — была для неё священной. Хотя годы давно перешагнули за семьдесят, она каждый день шла к этому источнику в самом конце улицы. Упрямая, как старый дуб, она и слушать не желала невесткины уговоры.
— Мама, ну хватит уже! Во дворе же вода есть, из крана течёт! Люди смеются над тобой. Разве тебе не тяжело? — ворчала Валя, закатывая глаза.
Но Антонина Гавриловна делала вид, будто не слышит. Водой из труб она даже суп не варила: «отдаёт ржавчиной», — ворчала. А колодезная — другая. Родниковая. Живая. Сладкая, как давние воспоминания.
Она остановилась, поставила вёдра, выпрямилась и закрыла глаза. Ветер шевелил листву молодой берёзки — её недавно посадили у колодца. Раньше здесь рос старый клён, раскидистый и тенистый, под которым Антонина в юности встречалась с Виктором.
Как же горели тогда её щёки, как стучало сердце, когда она бежала к колодцу! А он — высокий, с ясными глазами, уже ждал её, облокотившись о сруб. Все девчонки в деревне завидовали. Особенно — Люся, её лучшая подруга.
— Ты только сунься к нему, Люся, — предостерегала Таня, — я его никому не отдам!
Но Люся только усмехалась исподтишка:
— Мне гадалка на картах сказала — он будет моим!.. Шучу, шучу! — быстро поправилась.
Таня отмахнулась, но тревога уже поселилась в сердце. И тут — болезнь. Жар, огонь в теле. Лежала, слабая, как тряпка, и попросила Люсю:
— Сходи к колодцу. Скажи Вите — сегодня не смогу, завтра увидимся.
Люся странно улыбнулась… и ушла, оставив за собой лёгкий шорох платья. Что она наговорила Виктору — Таня так и не узнала. Но когда пришла на следующий день, увидела их вместе.
Они стояли рядом, а она — с комом льда в груди — развернулась и побежала. Слёзы душили, сердце рвалось на части.
Через неделю к Тане посватался сосед — Иван. Тихий, скромный, смотрел на неё, как на чудо.
— Присылай сватов, Ваня, — холодно бросила она, стиснув боль в груди. — Пока я не передумала.
Люся потом приходила. Рыдала, умоляла:
— Ничего не было между нами! Таня, остановись…
— Ты получила, что хотела. Но счастлива не будешь. Как и я. А теперь уходи. Навсегда.
Свадьба была как похороны мечты. Родители волновались, а Иван… Иван сделал всё, чтобы она не жалела.
Он и варил, и стирал, и за детьми ночами вставал. Все знали — золотой человек, руки мастера, сердце доброе. Но… полюбить его Таня так и не смогла. Жила с уважением, но без огня.
Люся вышла за Виктора. А он — не задержался. Сбежал сразу после свадьбы. Говорил, уедет заработать на дом. То в Тверь, то в Кострому — лишь бы подальше.
Из Твери пришла весть: Виктора убило на лесопилке. Бревно раздавило насмерть.
Хоронили всем селом. Таня не пошла. Не могла показывать своё горе. Но вечером пришла одна — к свежей могиле. Стояла, шептала молитвы. Не знала, о чём. Просто плакала — тихо, отчаянно, будто не дышала все эти годы.
И вдруг — чья-то рука на плече. Оборачивается. Люся. В чёрном. Молча смотрят друг на друга. И расходятся без слов.
Прошли годы. Люся умерла. Таня теперь часто ходила на кладбище. Там — муж, родители… и та могила. Две рядом.
Она ухаживала за ними. Вытирала пыль с камней, выпалывала траву. И однажды — снова встретила Люсю. Бледную, как туман.
— Всё ходишь к нему, да, Таня? Даже теперь? — тихо спросила она.
— Ты ведь знала… он любил только тебя. Может, это тебя утешит…
И тогда Таня вдруг поняла — она всю жизнь любила не Виктора. А ту мечту, что жила в её сердце. Любила призрак. А рядом был человек — настоящий. Верный. Ласковый. Иван. Муж, друг, защита. А она пряталась в прошлом, как в старом сундуке, вдыхая пыль воспоминаний.
Теперь она не держит зла на Люсю. Всё это — уже не важно. Всё в прошлом.
…Антонина Гавриловна подняла вёдра. Вдохнула горьковатый запах бархатцев. Уже вянут… Надо сорвать и отнести на кладбище. Люся их так любила. Этот пряный, горький аромат… как обещание несбыточного.
Уже с дороги крикнула:
— Ваня! Вань, мне тебе кое-что сказать!
— Что случилось? — испуганно отозвался муж.
Она улыбнулась, прижалась к его груди и прошептала:
— Я люблю тебя, Ваня…
И покраснела, будто девочка. А он только крепче обнял её, не говоря ни слова. В его глазах было всё: удивление, нежность… и любовь, которую он нёс через все их годы.
Таня больше не проходила мимо двух могил. Останавливалась. Вытирала камень, шептала молитвы. Как будто верила, что там, за облаками, наконец наступил мир. Настоящий. Навсегда.
