Маму моего мужа зовут Галина Петровна. С первого взгляда я поняла — передо мной женщина с железным характером, и не ошиблась. Она с самого начала видела во мне не невестку, а врага, который украл её ненаглядного сыночка. Я наивно думала, что со временем её ревность пройдет — мол, одинокая мать просто боится потерять место в сердце ребёнка. Но кто бы мог подумать, что она начнёт бороться за его внимание не только со мной… но даже с собственным внуком.
После нашей помолвки моя мама шепнула мне с тревогой:
— Уезжайте подальше, пока есть возможность. Пока она рядом — покоя вам не видать.
Увы, она оказалась пророчицей.
Мы жили в квартире, которую мой муж — Серёжа — унаследовал от деда. А находилась она всего в пяти минутах от дома свекрови. Так что та буквально жила у нас. Могла ввалиться в шесть утра в воскресенье — «пироги испекла, сыночку надо попробовать». Или заглянуть в десять вечера — «сердце заныло, за тебя испугалась». Бывало, иду с работы, а она уже сидит на лавочке у подъезда — ждёт, чтобы «проводить».
Я долго терпела. Стиснув зубы, улыбалась, как учили. Но в один день не выдержала и сказала Серёже:
— Дорогой, дальше так нельзя. У нас нет ни личной жизни, ни отдыха. Поговори с ней.
Он поговорил. Я поняла это наутро, когда трубку захлестнули рыдания и слова, врезавшиеся в память:
— Бессердечная! Хочешь отнять у матери последнюю радость!
После этого Галина Петровна сменила тактику. Теперь она не приходила сама — а зазывала Серёжу к себе. То давление скачет, то сердце «прихватило», то скучно одной. Или печёт его любимые сырники — ну как тут откажешь? Он уходил с виноватым видом, возвращался через пару часов… а то и ближе к ночи.
Моя мама говорила: либо терпеть, либо разводиться. Я выбрала терпеть. Молчала, будто прозрачная. Пока не забеременела.
И тут Серёжа словно прозрел. Забота, ласка, внимание — стал идеальным мужем. Но чем счастливее была я, тем мрачнее хмурилась свекровь. И я почувствовала — она ревнует уже не только ко мне… но и к ребёнку.
В день выписки Серёжа чуть не опоздал. Его мать позвонила на рассвете — «задыхаюсь», «сердце колотится», «скорее приезжай». Врачей не вызвала — только сына. Он сломя голову помчался к ней, вызвал скорую, а те только руками развели — слегка давление подскочило, и всё. В роддом он влетел запыхавшийся, с глазами полными вины. Тогда я всё окончательно поняла.
Когда мы привезли малыша домой, свекровь тут же нагрянула «поздравить». Но внука она почти не смотрела. Вместо этого ходила по квартире, причитала о своём одиночестве, требовала, чтобы Серёжа «не забывал родную мать». Даже её сестра не выдержала:
— Галя, ты вообще в себе? У них праздник, ребёнок! Очнись!
Это было только начало. Любой наш праздник, поездка или просто выходные — и у Галины Петровны «срочные проблемы». И не просто капризы — настоящие спектакли. Рыдания в трубку, обвинения, истерики, манипуляции.
Когда меня сократили, я осталась с малышом дома. Серёжа стал работать за двоих, уходил затемно, возвращался ночью. Единственное время для сына — выходные. Но даже их свекровь умудрялась украсть. То «кран прорвало», то «шкаф передвинуть», то просто «зайди, посидим».
Я сломалась. Сама ей позвонила. Твёрдо сказала:
— Галина Петровна, у Серёжи всего два дня в неделю на сына. Он вас навестит, но позже. Дайте ему побыть отцом.
И знаете, что она ответила?
— Отец — это на всю жизнь. А мать у него одна. И кто знает, может, этот ребёнок у вас не последний…
Тогда я окончательно всё поняла. Для неё нет ни внука, ни меня, ни даже чувств собственного сына. Есть только она.
А потом случился день рождения малыша. Галина Петровна позвонила Серёже — «срочно приезжай, трубу прорвало». В этот день. Когда он отказался, устроила истерику — крики, слёзы, «сердечный приступ». Этого хватило.
Серёжа впервые накричал на неё:
— Мама, у меня своя семья. И ты её не разрушишь. Я люблю тебя, но больше не буду бросать всё по первому твоему капризу.
Она, конечно, обвинила меня. Куда ж без этого? Но я молчала. Она всё испортила сама. Своими руками. Своей ненасытной жаждой внимания. Своим эгоизмом.
Иногда думаю — если бы она просто была рядом, по-доброму… Может, сейчас мы жили бы одной дружной семьёй. А теперь между нами — только пепелище.