Вспомнила о своей любви

Вспомнила, что люблю

Странное дело, но наши с мужем отношения ожили… после ремонта. Казалось, мы уже разучились чувствовать. Шестнадцать лет брака – это как старый плед: привычно, уютно, но тепло давно ушло.

Мы с Кириллом жили по накатанной: работа, ужин, редкие разговоры перед сном. Не ссорились, не выясняли отношений – просто существовали. Ровно, спокойно, почти по-родственному. Без вспышек, без безумных страстей. Порой мне казалось, мы – как две сосны в лесу: корни давно переплелись, а верхушки тянутся в разные стороны.

Пока не начали ремонт.

Затеяли мы это не просто так. Наш Ваня впервые уехал в лагерь на Черное море. На две смены! «Мама, я уже большой!» – гордо заявил двенадцатилетний сын, запихивая в чемодан кроссовки со светящимися шнурками. Мы с Кириллом стояли на перроне, махали уходящему поезду, а вернувшись в пустую квартиру, осознали: теперь здесь только мы и эти стены, помнящие нас совсем другими.

Чтобы не мешать, переехали в съемную однушку, а в нашей квартире поселились чужие люди – шумные, пропахшие краской и потом. Среди них был Денис.

Высокий, с грубыми руками и холодным взглядом. Он напомнил мне молодого Кирилла – тембром голоса, манерой щуриться, когда думает. Но если мой муж говорил со мной мягко, даже сердясь не повышал голос, то Денис орал на свою жену по телефону так, что стыдно было слушать.

Я впервые услышала, как мужчина может так разговаривать с женщиной, родившей ему двоих детей. Сквозь зубы, с раздражением, словно она ему что-то должна. А потом выяснилось, что у него еще и любовница есть.

Однажды я зашла за забытыми чертежами и застала его в гостиной с молоденькой девушкой. Она хихикала, слушая его пошлый анекдот. А потом он схватил ее за талию и прижал к еще не покрашенной стене.

И тут мне стало страшно.

Не за нее – за себя.

Вдруг у Кирилла где-то есть такая же глупышка, радующаяся его вниманию, как подачке? Вдруг он тоже давно живет на две жизни, а я – последняя, кто об этом догадывается?

В тот вечер я пристально разглядывала мужа за ужином. Искала в его глазах то же самое – равнодушие, усталость, желание сбежать. А он вдруг спросил:

– Ты как, не устала от этого бардака?

Тем временем рабочие содрали старые обои в нашей хрущевке, и под ними обнажились следы наших первых лет. Вот розовое пятно – это мы с Кириллом, пьяные от шампанского, праздновали новоселье. Он поднял меня на руки, я закричала, бутылка выскользнула – и половина напитка оказалась на стене.

А вот вмятины от гвоздей – следы той самой полки, которую Кирилл мастерил все выходные, пока я гостила у родителей. «Не заходи!» – кричал он из-за двери, а я смеялась и топала ногами от нетерпения. Полка вышла кривой, но простояла десять лет.

… Через три дня мы поехали выбирать обои.

Кирилл, всегда доверявший мне все решения, вдруг оживился. Придирчиво сравнивал оттенки, спрашивал: «Тебе какие больше нравятся?» Он не торопился, не считал деньги – он выбирал. Для нас. Для нашего дома. Проверял текстуры, водил пальцами по образцам, уточнял:

– Как думаешь, этот перламутровый оттенок будет красиво смотреться при свете лампы?

Когда мы подошли к рулонам для спальни, он вдруг потянулся к нежно-голубым обоям с едва заметным серебряным узором.

– Как в той гостинице в Сочи, – пробормотал он.

Я ахнула: еще до свадьбы, в наш первый совместный отпуск, мы ночь напролет просидели на балконе, слушая море. Стены там были точно такого же цвета.

Потом был мебельный салон, где он настоял на кресле с высоким изогнутым изголовьем – «чтобы тебе удобно читать было».

– Откуда ты знаешь, что мне это нужно? – спросила я.

– Я же живу с тобой шестнадцать лет, – усмехнулся он. – Должен был что-то запомнить.

В его голосе не было ни капли раздражения, только теплая, тихая нежность. Та самая, из наших первых лет. И тогда я поняла: он все еще любит меня. Просто это чувство затерялось где-то среди быта, среди привычки, среди дней, похожих один на другой.

Но оно никуда не делось.

– Давай в спальне сами поклеим, – неожиданно предложил Кирилл, когда ремонт уже подходил к концу.

Я замерла.

– Ты же ненавидишь клеить обои…

– Ненавидел, – он ухмыльнулся. – Но для нашей первой квартиры терпел, помнишь?

Да, под слоем быта, под грузом лет, под привычкой – все еще живет тот самый парень, который через полгорода носил мне кофе в термосе. Просто мы забыли, где спрятали друг друга.

… И вот мы стоим посреди спальни, и Кирилл снова, как много лет назад, путает верх и низ обоев:

– Черт, – бормочет он, – ну почему они всегда выглядят одинаково с обеих сторон?

Я смеюсь и подаю ему новый лист. За окном июльский дождь, а в голове – воспоминания. Вот мы красим стены в первой квартире, и Кирилл случайно ставит ладонь на свежую краску. Вот мы в родительском доме, где он тайком переклеивает обои в моей комнате, пока я в общежитии.

– Главное, чтобы к 25-му закончили, – говорю я. – Ваня приезжает.

Кирилл кивает и вдруг берет мою руку, перепачканную в клее.

– А помнишь, как мы в школе у него обои клеили?

Как забыть. Мы, ответственные родители первоклассника, вызвались вдвоем поклеить обои. Стены были окрашены, и мы не знали, что такую краску надо сначала счистить. Наутро все полосы, будто издеваясь над нашими усилиями, отклеились. Пришлось срочно снимать шпателем краску и переклеивать все заново.

– Ну и лажа у нас тогда вышла, – улыбаюсь я, размазывая клей по обратной стороне полотна.

Кирилл фыркает:

– Ты тогда сказала, что больше ни за что…

– …и вот, пожалуйста, – заканчиваю я фразу.

Его руки, ставшие грубее за эти годы, аккуратно разглаживают каждый сантиметр. Пальцы помнят движения, хотя прошло столько лет.

– Главное, чтобы не отклеились, – бормочет он, и мы одновременно вздрагиваем, вспомнив тот злополучный классИ когда ремонт закончился, а квартира засияла новой жизнью, мы с Кириллом поняли: любовь, как хорошие обои, – если клеить с душой, она выдержит даже самый крепкий клей повседневности.

Rate article
Вспомнила о своей любви