**ДНЕВНИК**
Выскочил из подъезда, почти бегом направился в магазин — успеть бы до закрытия, ведь ужин без хлеба не в радость. У входа стояла девочка лет пяти, прижимала к груди крохотного пёсика.
— Тётя, купите моему щенку хлебца, — попросила она тихо, глядя на женщину, которая заходила внутрь.
— Детка, где твоя мама? Почему одна в такую пору? Иди домой! — отрезала та и скрылась за дверью.
Я замер, глядя на ребёнка. В её глазах читалась не собачья, а её собственная тоска. В отличие от той женщины, я понял: девочка голодна, а пёсик — лишь предлог.
— А твой друг ест хлеб? — поинтересовался я, подойдя ближе.
— Да, — быстро ответила она. — Вообще, он колбасу любит и пряники. Но если очень голоден, то и хлеб сойдёт.
— Понял, — вздохнул я. — Подожди тут минуту…
В магазине набрал хлеба, молока, творожков, пряников, конфет и докторской колбасы. В очереди невольно вспомнил детство. Мать пила, отца не знал. Бывало, по три дня сидел голодный — это когда мать получала жалкие гроши уборщицы и пропадала в пьянке. Иногда вечером обходил песочницы, светил фонариком — находил то вафлю, то половинку печенья… Он помнил свой взгляд: голодный, беспомощный. У этой малышки он был точь-в-точь таким же.
Вернулся к девочке. Хотел отдать пакет, но понял — не унесёт: в руках дрожал щенок.
— Я купил твоему другу еды. Далеко живёшь?
— Нет, вон в том доме, — указала она на пятиэтажку через дорогу.
— Давай провожу.
Лицо её сразу оживилось. Зашагала впереди, напевая знакомый мотив.
— Как зовут?
— Даша, — улыбнулась она. — А это — Тошка.
По дороге рассказала, что живёт с мамой и бабкой. А Тошку подобрала на улице. Я ещё надеялся, что ошибся в догадках. Может, мать у неё неплохая, просто бедно живут.
— Вот мой дом, — показала она на окно второго этажа, откуда гремела музыка. — Я не пойду. Погуляю тут. Дайте нам еду, мы с Тошей поужинаем.
— Бабушка дома? — спросил я. Было уже за десять, ребёнку не место на улице.
— Дома. Получила пенсию, теперь пьют на кухне, — нахмурилась Даша.
Я оцепенел. Темно, ни души. Не мог оставить её тут.
— Иди домой. Запрись в комнате, поешь и ложись спать. Поздно. А Тоша — разве хочешь, чтоб его украли?
Она потупилась, крепче прижала щенка. Я проводил её до двери, убедился, что зашла, и пошёл домой. На душе было скверно. Думал, нынче времена другие, опека детей — строже. Ан нет…
Жена сначала накинулась — где пропадал? Ужин остыл, она уже перепугалась. Лена была на пятом месяце, и я привык к её капризам. Заметив моё состояние, стала выспрашивать. За ужином рассказал про Дашу и её щенка — единственного друга.
— Молодец, что помог. Хоть поест досыта, — вздохнула Лена. — Но ты же знаешь, таких детей — тьма. Нам своего скоро нянчить, не до чужих.
Я понимал, что она права. Но ночь не спал. Не ожидал, что эта малышка так в сердце ударит.
Через неделю возвращались с прогулки. Зашли в магазин за сладким. У входа снова стояла Даша… Рыдала, будто горе случилось.
— Дашенька! Что случилось?
— Тошку украли! — всхлипывала она. — Мальчишки забрали, убежали вон туда!
— Жди здесь! — крикнул я и рванул в указанную сторону.
Через пять минут вернулся со щенком. Лена утешала Дашу на лавочке.
— Не плачь! Дядя Ваня нашёл Тошку, — улыбнулась Лена, заметив меня. — Ваня! Так оставлять нельзя. У неё синяк на щеке, руки в кровоподтёках. Это мать «воспитывала». Я вызываю полицию!
— Звони! — согласился я.
Даша вцепилась в мою шею, умоляла не отдавать. Чувствовал себя предателем, но знал — оставлять её там нельзя.
Полиция приехала быстро. Лена объяснила ситуацию, настаивая на помощи соцслужб.
— Ты плохой! — кричала Даша мне. — Думала, ты друг, а ты… Отдайте Тошку!
Полицейский взял её на руки, пытаясь успокоить. Через минуту машина уехала, а я остался на лавочке со щенком.
— Бросать его не буду! — сквозь зубы прошипел я.
— Хорошо, оставим, — согласилась Лена. — Не переживай, ей в приюте будет лучше.
— А тебе-то откуда знать, каково это — жить в таких условиях? — зло спросил я. — Прости, но тебе не понять.
Вечер прошёл в молчании. Лена выкупала Тошку, держала на руках. Я сидел на кухне, смотрел в окно. Сердце будто камень давил.
— Ваня… Я всё о ней думаю, — прошептала Лена, зайдя на кухню.
— Не плачь, тебе нельзя нервничать.
— А если… мы возьмём её к себе? — тихо спросила она.
— Ты серьёзно? — у меня аж дух перехватило.
— А вдруг не отдадут? Ведь мать есть…
— Отдадут, — твёрдо сказал я. — У меня связи есть.
Через три месяца я ехал в приют за Дашей. Она играла во дворе, увидев меня, обрадовалась.
— Ваня! Ты за мной?
— Сегодня заберу!
— А мама Лена?
— Дома ждёт. У тебя теперь есть братик.
— А Тошка?
— Конечно ждёт. Ты же его лучший друг.
Возвращался домой с лёгким сердцем. Опекунство оформили. Пусть не всех — но хоть одну судьбу исправили.
Я сделаю всё, чтобы мои дети не знали голода и не искали в песочницах чужие крошки…