— Ты хочешь сказать, что этот пёс тебе дороже детей?! — сорвалась Татьяна, вытирая пятую лужу за день с кухонного кафеля.
Коврик на полу давно исчез. Когда стало ясно, что даже самые сильные средства бессильны против упрямой привычки пса метить углы, она просто свернула его и выбросила.
Но дело было не только в ковре. Муж открыл банку горошка, пересыпал в миску и бросил её в раковину, не помыв. На столе крошки, грязная чашка с остатками чая и банка варенья с торчащей ложкой. На полу — клочья синтепона и остатки игрушечного медведя.
А убирать, конечно, предстояло Татьяне.
— Не кричи так, — пробурчал Игорь, роясь в холодильнике. — Он же просто собака. Ещё не привык.
Татьяна выпрямилась. В её глазах стояло раздражение, копившееся неделями. Она прищурилась и сунула мокрую тряпку мужу.
— Отлично. Тогда и убирай за своим псом сам. Напомню, это просто собака, а я — просто твоя жена. Просто мать твоих детей. И вся наша «просто семья» уже задыхается от его вони и следов!
Она сердито пнула синтепон и направилась в спальню, обходя виновника переполоха. Пёс Буян, огромный, рыжий, с виноватыми глазами, сидел в добре и наблюдал. Не скулил, не прятался. Будто и не думал, что виноват.
Она вспомнила, как всё началось…
…Два месяца назад Игорь вернулся домой с этим лохматым комком бед.
— Витя уезжает. Надолго, — начал он. — Говорит, взять собаку не может, куча проблем. А я подумал… Буяну нужна семья. И детям полезно — ответственность, забота. Отличная идея, правда?
Тогда Игорь улыбался так, будто совершил подвиг. А Татьяна чувствовала себя так, словно муж усыновил кого-то, даже не спросив её.
— Ладно. Пусть живёт. Но кто его будет выгуливать, кормить, убирать? — она уже знала ответ.
— Вместе. Мы же семья. Ну, разве что с прогулками проблема… Ты ведь раньше приходишь. Возьмёшь на себя?
Татьяна вздохнула, но кивнула. Она догадывалась, чем это кончится, но спорить не стала. Оставалось только надеяться, что ошибается.
Увы, она не ошиблась…
Татьяна старалась. Купила миски, игрушки, смотрела видео о дрессировке. Буян же демонстративно игнорировал её. Его хозяином был Игорь. Остальные для него — просто фон.
За пару недель пёс ободрал обои, сгрыз ножку стула, порвал все подушки. А уж сколько луж он оставил по всему дому…
Сначала Игорь хоть утром выходил с ним, но скоро и это сошло на нет. Теперь всё легло на Татьяну. Корм, вода, мытьё лап… А муж только добавлял хлопот.
Вот и сейчас он молча лёг, отвернувшись. Да, может, и лужу убрал — она слышала пылесос. Но на столе и в раковине всё так же грязно.
А завтра — то же самое.
— Послушай, Игорь, — не выдержала она, повернувшись к нему. — С тех пор, как ты привёл Буяна, я не живу, а выживаю.
Муж не шевельнулся. Делал вид, что спит, но она знала — слышит.
— Я гуляю с ним утром, пока ты спишь. Днём — в обед. Вечером — потому что прихожу раньше. Убираю шерсть, меняю воду… Делаю то, что должен делать ты. А в ответ — твоё ворчание и его рык. Это нормально?
Игорь вздохнул. Спросить было нечего — вся работа лежала на ней. Дети поначалу играли, но теперь разве что гладили пса мимоходом.
— Ты преувеличиваешь. Он не так уж сложен.
Татьяна сжала губы, чувствуя, что упёрлась в стену. Но на этот раз отступать не собиралась.
— Мне надоело, — сказала она. — Выбирай. Либо я, либо пёс.
Муж перевернулся, задумчиво уставившись в потолок. Потом встал и стал собираться.
— Я друзей не бросаю. Мы поедем на дачу. Подождём, пока ты остынешь, — тихо бросил он на прощание.
Она не стала останавливать. Только смотрела, как он уходит. Ту спину, которую раньше гладила перед сном. Теперь она была чужой. Как и чужой пёс.
Дверь закрылась. Сначала Татьяна фыркнула. За двадцать лет брака она и не подозревала, что он такой принципиальный. Друзей не бросает. А семью?
Потом в голове стало тихо. Больше не надо вставать на прогулку раньше будильника. Не мыть миски. Не смотреть под ноги утром.
Стало и горько, и легко.
…Прошло три месяца. Иногда Татьяна ловила себя на том, что дышит свободно. Не только потому, что пропал собачий запах. Проще стало. Будто ушло не только Буян, но и тоскливое ожидание — что Игорь начнёт слышать её или хоть убирать за собой.
Дети скучали, но не роптали.
— Мам, можно я подруг позову? — спросила дочь на третий день.
— Конечно. Приставать к ним теперь некому.
Правда, сын снова оставлял велосипед в прихожей — колёса-то никто не грыз. Но это мелочи.
Вместе переклеили обои. Криво, но лучше, чем рваные клочья. Татьяна выбросила покусанные подушки, купила новые шторы — тёплого медового оттенка.
Казалось, квартира вздохнула вместе с ней.
— Мам, у тебя же завтра выходной? — спросил сын за завтраком.
— Да, — улыбнулась она. — Утром схожу к бабушке, а потом весь день ваш.
Теперь у неё были выходные.
А Игорь на даче не радовался «свободе».
Старые окна пропускали холод, вода из крана текла ржавая, туалет — во дворе.
Сначала он видел в этом испытание. Даже романтику. Он и пёс против всего мира. Не сдавшиеся. Буян должен был стать символом стойкости.
Но пёс оставался псом.
Он выл в одиночестве. Грыз носки, портил мебель. Отказывался жить во дворе, зато утром справлял нужду у двери, если Игорь не успел открыть её за десять секунд.
Слово «выспался» исчезло из его лексикона. Буян лез в кровать, толкался, храпел. По ночам Игорь чувствовал себя не героем, а заложником мохнатогоИ когда однажды дождливым вечером он снова постучал в её дверь, Татьяна просто посмотрела на него, на его усталые глаза и пустые руки — без поводка, без оправданий, — и тихо закрыла дверь.
