Что ты себе позволяешь…
Лёня Рыбкин шлёпнул будильник, зевнул во всю глотку и босиком зашлёпал на кухню. И обомлел: за столом, закинув ногу на ногу, сидела Лариска. В кружевном фартучке. Ну, точнее, только в нём одном и сидела. От такого зрелища у Лёни аж в глазах потемнело.
“Пупсик, проснулся!” — Лариска взметнулась, как пух на ветру, и обвила его шею руками. “А я тебе завтрак приготовила!”
“Правда? И что же это?” — Лёня уставился на странное зелёное месиво.
“Ну как же, Лёнечка? Это же брокколи на пару!”
Лёня брокколи на пару в жизни не ел. Он привык к нормальной еде — яичнице, бутербродам с колбасой…
“Может, майонезику добавим?” — робко предложил он, с трудом жуя эту траву.
Но, увидев, как у Лариски брови поползли к переносице, тут же сдался:
“Конечно, лапочка! Без майонеза, так без майонеза!”
“И за что мне такое счастье?” — думал он, давясь брокколи. Хотя счастье тут было явно не в брокколи, а в той, что восседала на его стареньком кухонном табурете. “Эта фея… Русалка… Царица моя!..”
***
Впервые Лёня увидел Лариску в театре, где тридцать лет работал осветителем. Как-то раз, настраивая софиты, он случайно лучом света высветил её на сцене — тонкую, воздушную, как видение. С той минуты покоя ему не было.
Хотя Лёня Рыбкин не был тем, кто бегает за каждой юбкой. В театре, где красоты — хоть отбавляй, он славился редкой порядочностью. Может, за это небеса и подарили ему Лариску?
***
Наскоро побрившись, Лёня начал собираться на работу.
“Ларис, рубашку бы погладить…” — пробормотал он.
Но его “русалка” была занята чем-то куда важнее — уткнулась в телефон.
“Пупсик, давай сам?” — лениво протянула она, даже не взглянув.
“Ну, сам так сам!”
Не найдя утюг (а искать было лень), Лёня просто разгладил рубашку мокрыми ладонями. Схватил чемоданчик, чмокнул Лариску, валяющуюся на диване, и рванул на работу.
В трамвае он вдруг понял: что-то не так. Осмотрелся — ага, в сумке нет привычного пакета с бутербродами.
“Ладно, в буфете перехвачу,” — вздохнул Лёня.
***
“Пупсик, скинь пять тысяч. У меня сегодня маникюр!”
Смс от любимой заставила Лёню поморщиться. Он и не знал, что маникюр столько стоит! Но расстраивать Лариску не хотелось.
“У Семёныча займу, если что,” — подумал он, нажимая “перевести”.
Через полчаса — новое сообщение:
“Забеги в магазин, купи авокадо и безлактозное молоко! Чмоки!”
Из этого списка Лёня знал только молоко. Долго бродил по магазину, пока не сдался и не спросил у продавщицы:
“Сколько авокадо положить?” — улыбнулась та.
Лёня растерялся. Никогда не покупал эту штуку. Но чтобы не ударить в грязь лицом, бодро ответил:
“Давайте килограмма два!”
На кассе он с тоской подумал, что к Семёнычу теперь точно придётся идти. Лёня всегда одалживал другим, но сам ни у кого не занимал.
“Впервые за всё время,” — утешал он себя, таща авоську с диковинным овощем. — “Для такой женщины и не такое стерплю!”
Лариска встретила его в чём-то лёгком, воздушном и очень душистом. У Лёни сразу голова закружилась.
“Лёнечка, я так скучала!” — щебетала она, пока он убирал покупки в холодильник.
“А что на ужин, радость моя?” — несмело спросил он, стараясь заглушить урчание живота.
“А вот и ужин!” — вдруг воскликнула Лариска, когда раздался звонок домофона. — “Спустись, оплати и принеси!”
“Что же это может быть за такая лёгкая, но дорогая еда?” — удивлялся Лёня, поднимаясь обратно.
“Что это?” — спросил он, глядя на коробку с непонятной едой.
“Лёнечка, да это же суши!” — рассмеялась Лариска. — “Японская еда! С тунцом и крабом!”
Суши Лёне не понравились. Но хоть Лариска была счастлива — съела почти всё. Когда она ушла в спальню, Лёня заглянул в холодильник — ни ложки борща, ни котлетки… Сгорбившись, он поплёлся спать.
***
Утром завтрака не было. Лариска сладко спала.
“Пупсик, оставь семь тысяч,” — пробормотала она сквозь сон. — “У меня сегодня шугаринг.”
Лёня хотел возмутиться, но не знал, что это такое.
“А вдруг это что-то медицинское?” — подумал он и сдался.
“Конечно, лапочка!”
На кухне он налил себе “безлактозного молока”, нашёл засохший хлеб и уставился на авокадо.
“Его жарить или как?” — растерянно подумал он и махнул рукой.
“Уже уходишь?” — лениво спросила Лариска, не отрываясь от телефона.
“Да,” — сквозь зубы ответил Лёня. — “А ты, радость, когда на работу?”
Лариска аж подпрыгнула:
“Ты чего? Какая работа? Теперь я твоя жена! Ты добытчик, а я — хранительница очага!”
***
Вечером Лёня вернулся злой и голодный. На кухне ждал только грустный авокадо. А в спальне Лариска красилась перед зеркалом.
“О, вернулся! Переодевайся — идём тусоваться! Там диджей из Аргентины!”
“Ларис, я умираю…” — простонал Лёня.
“Значит, не пойдёшь?” — её голос стал ледяным.
“Нет.”
“Ах так! Запер меня, как узницу! Всю жизнь мне испортил!”
Опыт подсказал Лёне — бежать на кухню. Но Лариска настигла его:
“Что ты себе позволяешь?! На тебе твоё авокадо, подавись!”
Фрукт (или овощ?) шлёпнулся Лёне в лицо. От боли, унижения и… он проснулся!
***
Автобус высадил Валю Рыбкину у дачи. Она только собралась идти домой, как увиделаЛёня бросился к Вале, обнял её и, глядя на простые дары с огорода, тихо прошептал: “Спасибо, родная, что ты у меня есть.”
