— Мы вас для того и выращиваем!
Голос матери в телефонной трубке звучал как раскалённый утюг по мокрой простыне. Катя прижала телефон плечом, одной рукой держа сковороду, а другой — помешивая гречку.
— Мам, мы же договорились. В субботу мы с Антоном едем к его родителям, — Катя старалась не дрожать, но голос выдавал её. — У них картошку копать, ты же знаешь.
— А у меня, значит, сама собой разгрузится? — язвительно протянула Валентина. — Грузчик опять запил. Коробки переносить некому. Приезжайте утром — к обеду управимся. Потом и на картошку успеете.
Катя опустилась на табурет, чувствуя, как в висках застучало. Эти разговоры были как заезженная пластинка. Мать не просила — она отдавала приказы, подкрепляя их аргументами из разряда «я тебя рожала» и «кто тебе квартиру оплатил».
— Мам, мы уже пообещали. Они нас редко видят. Не могу же я взять и всё отменить, — повторила Катя, хотя знала — бесполезно.
— Ах, вот как? — голос Валентины зазвенел, как разбитый стакан. — Значит, я столько в тебя вложила, а ты всё равно на чужую сторону смотришь?
Катя закрыла глаза. Начиналось.
— Свадьбу помнишь? Кто вам на квартиру деньги дал? Свёкры? Да у них свой дом — развалина, крыша течёт. Если бы не я, ты бы и сейчас по съёмным квартирам скакала.
Антон слышал всё из коридора. Вернее, слышал достаточно. Остальное читал по лицу жены. Он стоял в дверях кухни, скрестив руки. Катя почувствовала его взгляд и резко закончила разговор.
— Всё слышал? — спросила она осторожно.
— Всё, что нужно, — коротко бросил Антон. — Скажи ей, чтобы не звонила. Она нас что, в ипотеку взяла?
Катя хотела возразить, но слова застряли в горле. Каждый раз, когда мать вот так «напоминала» о своей помощи, Кате казалось, будто она живёт не в своей квартире, а в съёмной. И хозяин — её собственная мать.
Антон вышел на балкон, хлопнув дверью так, что Катя вздрогнула.
Она сидела, уткнувшись лбом в ладони. Раньше она думала, что мать просто хочет ей помочь. Теперь понимала — это был вклад. И Валентина регулярно приходила за «процентами».
На свадьбе мать блистала. Она явилась в амёбно-золотом платье, будто сама собиралась под венец. Роскошный банкет, тамада, фуршет… Всё — благодаря Валентине.
Когда дело дошло до подарков, мать встала, высоко подняла конверт и громко объявила:
— Дорогие дети! Это ваш старт. Чтоб у вас всё было! — И назвала сумму. Не шёпотом, а так, чтобы слышали все, включая свёкров.
Катя почувствовала, как Антон сжал её руку под столом. Его родители — Галина и Николай — вручили свой конверт позже, скромно, без цифр, но с тёплой улыбкой.
— Мы не богачи, но дарим от души, — сказал Николай, краснея. — Любви вам и терпения. Главное — умейте слышать друг друга.
Валентина в этот момент обсуждала с тёткой цены на ремонт. Слова свёкра прошли мимо.
Катя оглядела кухню — плиту, чайник, шторы. Всё здесь начиналось с того конверта.
Раньше она думала, что мать просто помогает. Теперь понимала — это был не подарок, а кредит. И Валентина регулярно приходила за «платежами».
Прошло две недели. Они общались вяло, только если звонила мать. Катя иногда брала трубку, но тут же клала её обратно.
Антон теперь вообще отказывался разговаривать с тёщей.
— Хочешь — сама к ней ходи, — сказал он. — Я не собираюсь выслушивать, что должен «отработать» подарок.
Эти слова резанули, но Катя промолчала. Он ведь был прав.
Однажды она набралась смелости и поговорила с матерью.
— Мам, мы очень благодарны за помощь, — начала Катя осторожно. — Но благодарность — это не обязанность.
Валентина округлила глаза, будто услышала бред.
— Как так? А про отдачу ты не слышала? Про стакан воды в старости? Дети должны помогать родителям. Мы вас для того и растим!
В груди у Кати что-то надорвалось.
Она вспомнила, как выбирали квартиру. Они с Антоном сутками сидели на «Авито», искали варианты. Нашли однушку на окраине — скромно, но уютно.
Валентина, узнав, предложила добавить денег на двушку.
— Ну что вы там ютиться будете? Я помогу!
— Нам и так нормально, — отрезал Антон. — Хотим своим умом.
Катя тогда смеялась:
— Ты что, думаешь, мама проценты брать будет? Мы же не в ломбарде.
Теперь она благодарила Антона за его упрямство.
В последнее время даже свёкры, всегда доброжелательные, стали холоднее. Галина говорила с ней сухо, Николай отпускал колкости.
— Слышали, квартирка-то у вас благодаря тёще? — усмехнулся он как-то за чаем. — Не то что у нас — нищеброды.
Оказалось, на дне рождения Антона Валентина брякнула вполголоса:
— Я же им квартиру почти целиком оплатила. Свёкры-то что? Нищие.
Катя не знала, что с этим делать. Стыдно было, будто это она сама так сказала.
Вечером она села напротив Антона.
— Я будто между двух огней, — прошептала она. — Но я же не слепая. Я всё вижу.
Антон отложил телефон.
— Её помощь слишком дорого нам обходится, — Катя сглотнула ком в горле. — Я не хочу вечно быть в долгу.
— Это уже не долги, — тихо сказал Антон. — Это война, которая разъедает нас по кусочкам.
Катя кивнула. Он дал ей понять — она не одна.
— Всё. Больше никаких сделок, — твёрдо сказала она. — Если мама хочет общаться — ради Бога. Но на её условия я не согласна.
Мать, конечно, не сдалась.
— Кать, тётю Любу с вокзала забери. В три ночи приезжает. Такси в такое время не найти.
Снова приказ. Катя собралась с духом.
— Мам, мы не сможем. Антону рано вставать.
— Ах, конечно! — фыркнула Валентина. — К свёкрам — по первому зову, а для меня у вас времени нет?
Катя сжала кулаки.
— Ты мне помогла. Спасибо. Но я — не твояНо теперь я выбираю себя.
