— Ой, здравствуй, царство бардака! Вика, ты же дома сидишь целыми днями. Могла бы и посуду помыть, — упрекнула мать, едва переступив порог кухни.
Вика в этот момент вынимала мокрое бельё из стиральной машины. Оно тяжело свисало с её рук, холодное и неприятное на ощущение. Пальцы дрожали от усталости, спина ныла, даже разогнуться было больно.
Из соседней комнаты раздался всхлип. Тёма. Снова проснулся.
— Мам, у тебя вообще в голове только это? — устало спросила Вика. — Ты же знаешь, у меня дети болеют.
Лидия поставила пакет с мандаринами на стол. Окинула кухню строгим взглядом и тяжело вздохнула.
— Я просто не понимаю, как можно жить в таком хаосе. У тебя всего двое детей, а не десять. Даже муж есть.
Вика промолчала. Просто развесила простыню на батарее и на мгновение застыла, сгорбившись. Ей хотелось крикнуть матери в лицо, сказать, что двое детей — это тоже не сахар, но сил на крик уже не было.
Все силы ушли на капризы Тёмы, температуру Алисы, бесконечную готовку, суету перед садиком и бессонные ночи. Всё это висело на ней, как камень на шее. А в довесок ещё и мать с её манией чистоты.
Вика вышла в коридор, чтобы перевести дух. Заглянула в спальню. Алиса спала. Влажные волосы прилипли ко лбу. Тёма уже сидел в кроватке и недовольно тёр глаза кулачками.
— Я думала, ты пришла мне помочь, — прошептала Вика, возвращаясь на кухню с сыном. — Посуда подождёт, лучше посиди с детьми.
— Вика, дети чьи? Твои. Я уже не молодая. Мне проще с посудой, чем с детьми.
— Мам! Ты можешь хоть на секунду забыть про свои чёртовы тарелки и перестать искать пыль? У меня одна с температурой, второй весь день на руках! Третью ночь не сплю. Ни твои мандарины, ни нотации, ни уборка мне не помогут.
Лидия сжала губы. Ноздри её дрогнули от раздражения.
— Я помогаю как могу.
— Нет, ты не помогаешь, ты только давишь. Как всегда.
Вика опустила сына в манеж, взяла пакет с фруктами и протянула матери.
— Забирай свои мандарины и уходи. Пожалуйста.
Тёма даже притих. Лидия с презрением посмотрела на дочь, потом на пакет. Резко выхватила его, будто внутри был снаряд, и ушла.
Когда в груди немного стихло, Вика села на пол рядом с манежем и прижала к себе сына. Тот чихнул ей в плечо. Женщина вздохнула: только этого не хватало.
Раньше она молча терпела нападки матери. Разве что зубами скрежетала. Потому что… ну, это же мама. Так у всех. У многих её подруг такие же родители. Не только мамы. Бабушки, свекрови. Все терпят.
Вика надеялась, что когда-нибудь мать изменится, но та оставалась прежней.
В детстве всё было так же. Однажды в пятом классе она заняла третье место на городской олимпиаде по русскому языку. Получила грамоту и шоколадку. Девочка светилась от счастья, когда протянула плитку матери. Хотела сказать, что это и её заслуга, но не успела.
— Опять испачкала куртку! И в таком виде по улице ходила! — возмущалась Лидия. — Ты же девочка. Будь аккуратнее.
Если в дневнике была хоть одна четвёрка, мать устраивала скандал. Когда Вика мыла пол, та заглядывала под батареи и за двери.
Лидия никогда не хвалила дочь. В лучшем случае молчала, в худшем — искала повод уколоть. Все её добрые слова будто выдавались по талонам, и эти талоны никогда не доставались Вике.
Сергей, муж Вики, знал об этом. Он не раз слышал, как Лидия говорила:
— Зачем детям столько игрушек? Вот у нас были только кубики да пазлы.
Вика старалась не звать мать за стол. Но если уж приходилось, готовилась к критике.
— Мясо снова сухое. Пережарила.
А вот чтобы спросила о самочувствии или делах… Такого не было.
Тем вечером Вика написала Сергею, чтобы выговориться. Он знал, что дочь заболела. ЗнаНо самое страшное было впереди — Вика вдруг осознала, что, если ничего не изменится, её дети тоже вырастут в этой бесконечной цепи упрёков и молчаливого терпения.
