— Стоп! Он мои деньги проел, а теперь я ему ещё и должна? С чего бы это?
— Он твой отец! — выкрикнула мать.
Анна подняла брови так высоко, что лоб собрался в складки. Мать смотрела на неё, уперев руки в бока. На кухне было душно, будто в парилке. Так же, как и в их отношениях.
— Отец оставил мне долю в квартире. А этот человек мне никто, — спокойно сказала Анна.
— Но ты должна понять, — возразила Ольга. — Он живёт здесь десять лет. Вкладывался, помогал.
Анна фыркнула, сдерживая смешок.
— Помогал? Когда это он мне помогал? Когда учил, как правильно жарить картошку, хотя сам даже яичницу не мог поджарить?
— Ну, может, не деньгами, — пробормотала мать. — Но он же семья. Ты сама его отцом называла.
Анна уставилась на магниты на холодильнике. Старые, из разных городов, купленные в поездках с отцом. Потом поездки прекратились, когда в доме поселился Сергей.
— Один раз назвала, чтобы тебе было приятно, — тихо призналась Анна. — В четырнадцать. А он потом этим, как флагом, размахивал.
В памяти всплыл случай: все друзья пошли в кино, а её не пустили. Сергей заявил, что «девчонке нечего шляться».
— Почему?! Все идут!
— В моё время дети не спорили с родителями. За такое ремнём наказывали.
Он не кричал, но от его слов в горле встал ком. Анна не заплакала, но лёжа в кровати, слышала, как он ворчит за стеной:
— Избаловала ты её. Принцесса. Деньги на неё тратить, а толку ноль. В мои годы…
Анна сжала кулаки. Это было только началом. Потом пошли упрёки в неряшливости, обжорстве, пустых разговорах. Он командовал ею, будто она служанка.
Но Анна поняла: он просто вымещал злость. На работе его никто не слушал, да и сам он там почти не появлялся. Зато дома мог поругаться, стукнуть кулаком по столу, изображать хозяина.
— Мам, — Анна очнулась от воспоминаний. — Половина квартиры моя. По закону. Сергея в документах нет.
— Анна, ты не понимаешь. Если мы продадим и разделим без него, он воспримет это как предательство. Он же считает тебя дочкой.
— Ага. А если я продам свою часть, и он с новым соседом на кухне будет сидеть, это не предательство?
Ольга замолчала, закрыла глаза. Губы её задрожали. Она боялась остаться одна.
— Он же столько лет здесь живёт, — прошептала она. — Вложил душу.
— Я чувствую. Чувствую, что если сейчас не отстою своё — никто не отстоит. А ещё, что так и стану тобой: посажу на шею мужика и буду плакаться.
Она ушла. Не могла больше быть в этом чужом доме.
На улице пахло весной. У остановки гудел автобус. Дети ели мороженое. Жизнь шла дальше, будто в квартире на пятом этаже не случилось маленькое землетрясение.
Анна не звонила матери неделю. Зачем говорить с тем, кто просто повторяет чужие слова?
Она обратилась к риелтору. Объяснила: хочет продать свою долю, купить студию. Хотя бы комнату — лишь бы не снимать и не жить рядом с матерью и Сергеем.
Покупатель нашёлся быстро. Мужчина, недавно разведённый, искал временное жильё. Вёл себя тихо, вежливо. Даже Ольгу не довёл до истерики — для неё это было редкостью.
Но позже мать всё же вылила злость на дочь. В личку полетели голосовые:
— Анна… Ты не квартиру продаёшь. Ты семью продаёшь.
Анна слушала и молчала. Сообщения сыпались, и в какой-то момент она действительно почувствовала себя предательницей. Правильно ли она поступает? Жить с соседями — мука. Но где тогда жить?
Она позвонила отцу. Они редко общались. Он жил в другом городе, завёл новую семью, но в тяжёлые моменты Анна звонила ему. Не жаловалась — просто хотела услышать здравый смысл.
— Привет, пап. Помнишь квартиру, которую оформил на меня?
— Конечно. Что с ней?
— Мама хочет, чтобы Сергей получил долю. Говорит, он десять лет здесь живёт.
Отец помолчал, потом вздохнул.
— Я не просто так квартиру оформлял. Хотел, чтобы у тебя был старт. Чтобы ты не снимала, не зависела. А что там теперь творится — на совести твоей матери.
Анна удивилась. Она думала, что ей всегда полагалась лишь половина.
— То есть я права? — осторожно спросила она.
— Ты взрослая. Делай, как считаешь нужным. Но не назло, а с умом.
После звонка Анне стало легче. Но в памяти всплыло ещё одно воспоминание.
В колледже мать и Сергей заявили, что содержать её не будут. Анна устроилась раздавать листовки. В тот день она купила йогурты, сыр, кусочек колбасы. Положила в холодильник.
Утром остался только йогурт. Сергей ел на кухне картошку, пил молоко из пакета.
— Это ты взял мою еду?
— А что, твоя? У нас всё общее. Вот своих детей заведешь — поймёшь. Пока живёшь за наш счёт — делиться должна.
С тех пор она не покупала еду впрок.
Но на еде не закончилось. Мать то и дело просила денег на «хозяйство»:
— Порошок закончился. Скидываемся.
Хотя Анна знала — порошок есть. Она сама купила его недавно.
Теперь всё изменилось. Анна подписала документы, поблагодарила риелтора. На улице внутри было пусто, но легко.
Она не позвонила матери. Та тоже молчала. Будто обе поняли: так проще.
Прошло две недели. Анна купила новое бельё, записалась на массаж. Потом стала искать студию. Маленькую, но свою. Где никто не будет рыться в её вещах и упрекать за каждый шаг.
Они не виделись полгода. Если бы не бабушка, Анна так и не узнала бы новостей.
— Аннушка, как дела? — раздался бабушкин голос.
— Всё хорошо. А у тебя?
— Да вот, мать твою утешала.
Анна замерла.
— Что случилось?
— Долгая история… Ты не знала, но Оля квартиру продала.
— Правда?
— Да. Сказала, что так больше не может. С Сергеем скандалы каждый день… Ты же знаешь, он с людьми не уживается.
Анна села на кОна поняла, что свобода — это не просто своя крыша над головой, а умение сказать «нет» тем, кто годами считал её должником.
