— Так, погоди! Он мои деньги пропивал, а теперь ещё и я ему должна?! С чего вдруг?
— Он же твой отец! — выдохнула мать.
Ольга подняла брови так высоко, что лоб собрался в складки. Мать сжала губы, уперев руки в бока. Кухня была жаркой и душной, будто сама атмосфера между ними сгустилась.
— Отец оставил мне долю квартиры. А этот человек мне никто, — твёрдо сказала Ольга.
— Ты должна понимать, — начала Светлана. — Он тут десять лет прожил. Вкладывался в ремонт, помогал, чем мог.
Ольга едва сдержала смешок.
— Помогал? Когда это он помогал, мам? Когда стоял у плиты и учил меня, как правильно солить суп, хотя сам даже чайник закипятить не умел?
— Ну, может, не деньгами, — пробормотала мать. — Но он же семья. Ты сама его отцом звала.
Ольга опустила взгляд на магниты, прилепленные к холодильнику. Ещё те, старые, с видами Петербурга и Сочи, купленные в путешествиях с отцом. Потом поездки прекратились.
Когда в доме поселился Игорь, стало не до отдыха.
— Разок назвала, чтоб ты не расстраивалась, — тихо призналась она. — В четырнадцать. А он потом этим, как дурак, гордился.
В памяти всплыло незваное воспоминание: Ольга прибегает домой, задыхаясь от злости. Весь класс идёт в кино, а ей запретили. Игорь заявил, что «девчонке нечего по вечерам шляться».
— Но почему?! Все идут!
— В моё время, — сказал он спокойно, но так, что мороз по коже, — дети рот не раскрывали. За такое ремнём наказывали.
Она не заплакала тогда, но до утра лежала, уткнувшись в подушку, слушая, как он бурчит на кухне:
— Избаловала ты её. Денег на неё уходит — хоть бы что в ответ. В мои годы…
Кулаки сжались. Это было только началом. Потом пошли упрёки: что одевается «как оборванка», что «слишком много ест», что «болтает без умолку». Иногда он командовал ею, будто она прислуга в его доме.
Но Ольга поняла: он вымещал на ней злость. На работе его не уважали, да и он туда не рвался. Зато дома мог прикрикнуть, хлопнуть кулаком по столу, изображать хозяина.
— Мам, — Ольга вынырнула из воспоминаний. — Моя доля — по закону. Игоря в документах нет.
— Ты не понимаешь. Если продадим и разделим без него, он… он же почувствует себя преданным. Он тебя как дочь воспринимает.
— Ну да. Тогда вот что: а если я продам свою часть чужому, и он будет делить с Игорем туалет, это тоже предательство?
Светлана замерла, губы её дрогнули. Она боялась остаться одна.
— Он столько лет здесь, — прошептала она. — Вложил душу. Разве ты не чувствуешь?
— Чувствую. Чувствую, что если не заберу своё сейчас — никто не отдаст. И что с такими мыслями я стану такой же, как ты. Посажу на шею мужика и буду терпеть.
Она ушла. Не могла больше дышать этим воздухом.
На улице пахло весной. Дети смеялись у киоска с мороженым. Где-то за спиной цокали каблуки. Мир жил, будто в той квартире на четвёртом этаже ничего не случилось.
После разговора Ольга не звонила матери неделю. Зачем говорить с тем, кто повторяет чужие слова?
Она занялась делом. Обратилась к риелтору: хочет продать долю, купить комнату или студию. Главное — не снимать и не жить рядом с Игорем.
Покупатель нашёлся быстро. Мужчина после развода искал временное жильё. Вёл себя тихо, не провоцировал истерик у Светланы — что уже достижение.
Но позже мать вылила на Ольгу всё. Голосовые сыпались в мессенджер:
— Оля… Ты не квартиру продаёшь. Ты семью разрушаешь.
Она слушала молча, но в какой-то момент и правда почувствовала себя виноватой. Может, зря?
Тогда позвонила отцу. Они редко общались, но в трудную минуту он всегда брал трубку.
— Привет, пап. Помнишь квартиру, которую оформил на нас?
— Конечно. Что с ней?
— Мама хочет, чтобы Игорь получил долю. Говорит, он «десять лет тут жил».
Пауза. Затем усталый вздох:
— Я не просто так оформил её на тебя. Чтобы у тебя был старт. Ты, а не они. Что там теперь за люди — не моя забота.
Ольга удивилась. Она думала, её доля всегда была половиной.
— То есть я права? — осторожно спросила она.
— Ты взрослая. Решай. Но не из упрямства, а с умом.
Стало легче. Но вспомнилось другое…
Она училась в техникуме. Игорь заявил, что «дармоедку» кормить не будет, и Ольга устроилась раздавать листовки. Зарплата — копейки, но на йогурты хватало.
Однажды купила сыр и колбасу, положила в холодильник. Утром остались крошки.
— Это ты съел? — тихо спросила она.
— А чьё тут? — фыркнул он. — Пока живёшь у родителей — делись.
С тех пор ела на улице.
А мать вымогала деньги на «хозяйство»:
— Порошок кончился. Скинемся.
Хотя неделю назад Ольга купила целый мешок. Он стоял в ванной, нетронутый.
Теперь всё иначе. Она подписала бумаги и вышла на улицу с лёгкостью.
Не звонила матери. Та тоже молчала. Будто обе поняли: так проще.
Прошло две недели. Ольга купила новое бельё, записалась на массаж. Искала студию — свою, где никто не будет рыться в её вещах.
Полгода они не виделись. Пока не позвонила бабушка:
— Олечка, как дела?
— Нормально. А у тебя?
— Да вот, мать твою утешаю.
Ольга замерла.
— Что случилось?
— Ты не знала… Света продала квартиру.
— Правда?
— Да. Говорит, не выдержала. С Игорем ссоры каждый день… Ты ж знаешь, он тяжёлый.
Ольга села.
— Она теперь снимает?
— Да. Хотели двушку, но ипотека не светит. Игорь сначала гулял — новые вещи, рестораны. А деньги кончились…
Бабушка вздохнула:
— Ушёл к другой. Нашёл шею потеплее. А Света… одна осталась.
ОльгаОльга взглянула на ключи в руке, твёрдо сжала их и поняла, что наконец-то выбралась из этой трясины.
