Мистический холст
Аннушка сидела на заднем сиденье машины, уткнувшись носом в стекло. На душе было радостно, словно перед долгожданным праздником — Новым годом или именинами. Хотя день рождения у неё в декабре, а за окном стоял июль.
За рулём — крупный мужчина с обритой головой. Аннушка видела лишь его массивный затылок, переходящий в толстую шею. Затылок казался ей отталкивающим. Водитель смотрел прямо, даже не поворачивая головы, будто шея мешала. «Не человек, а робот», — подумала девочка и приподнялась, чтобы разглядеть его лицо.
— Сиди! — резко бросил водитель, не оборачиваясь.
Аннушка плюхнулась на сиденье. Снова уставилась в окно. Мелькали поля, перелески, деревеньки. Обогнали двух велосипедистов — мужчину и мальчишку, которые мельком глянули на неё. Настроение снова подскочило. Впервые она ехала в другой город, к бабушке и дедушке, которых никогда не видела.
— Далеко ещё ехать? — спросила Аннушка.
— Нет, — отозвалась мама с переднего сиденья.
— А почему раньше мы к ним не ездили?
Мама пробормотала что-то невнятное.
— А речка там есть?
— Есть. Там всё есть. Хватит болтать. Приедем — сама увидишь. — В голосе мамы прозвучало раздражение.
Аннушка замолчала. В последнее время мама злилась по любому поводу. Всё началось, когда ушёл папа. Просто собрал вещи и ушёл.
«Скорее бы приехать», — думала девочка. — «Наверное, это отпуск, раз мама взяла столько вещей, даже мои игрушки. И школьный ранец. Зачем ранец на каникулах?» Вопросов было много, но спрашивать она не решалась.
Прислонившись к спинке сиденья, Аннушка запела. Тихонько тянула ноту за нотой…
— Хватит ныть! — рявкнула мама. — И без тебя тошно.
Девочка надулась, но тут машина въехала в город. Она снова прильнула к окну. Автомобиль остановился у двухэтажного кирпичного дома.
— Приехали. Дом, милый дом, — произнесла мама, открывая дверцу. Но звучало это без радости.
Дом был старый, серый, с облупившейся краской. Ни детской площадки, ни двора — только две скамейки у подъезда.
Водитель выгрузил их вещи и тоже уставился на дом. Мама попросила его подождать, взяла чемодан и потянула Аннушку за собой. Дверь подъезда — деревянная, с облезлой коричневой краской, без кодового замка.
— Открывай, — буркнула мама.
Аннушка рванула вперёд, распахнула скрипучую дверь. Они поднялись на второй этаж. Мама поставила чемодан, чтобы нажать кнопку звонка, но дверь сама распахнулась. На пороге — высокая строгая женщина. Ни слова, лишь холодный взгляд.
Мама шагнула внутрь. Аннушка вжалась в её бок. Она уже догадалась: это бабушка.
— Чего стоим? Заходи, — недружелюбно сказала та.
Девочка не двигалась, будто приросла к матери. Из комнаты вышел высокий седой мужчина.
— Это твой дедушка Пётр, — представила мама. — Вот её вещи, игрушки, обувь…
— Разберёмся, — сухо ответила бабушка. — Чай будешь?
— Нет, такси ждёт, — отрезала мама.
И Аннушка вдруг поняла: её оставят здесь. Вцепилась в маму, запричитала:
— Мама! Не уезжай! Возьми меня с собой!
— Ты что, не сказала ей? — упрекнула бабушка.
Мама молча пыталась оторвать её руки, но Аннушка впилась, как клещ.
— Я… потом приеду. Поживи тут. Хватит! — крикнула мама, оттолкнула её.
Бабушка обхватила девочку, прижала к себе. Аннушка вырывалась, извивалась.
— Иди… Уходи! — бросила бабушка, и мама скрылась за дверью.
— Мама! Пусти! — кричала Аннушка, но было поздно.
— Аннушка! — раздался спокойный голос деда.
Он стоял перед ней, высокий, прямой. Девочка сжалась, но дед улыбался, а глаза его были добрыми.
— Пойдём, — сказал он, взял за руку и повёл в комнату.
Старая мебель, диван, пианино у стены. Тишина, слышно, как тикают часы. Потом пили чай с блинами — вкуснее Аннушка не ела никогда. Позже бабушка вывела её во двор, где играли две девочки, и ушла.
— Ты теперь здесь живёшь? — спросила одна.
— Нет, мама скоро за мной приедет, — уверенно сказала Аннушка, но глаза предательски защемило.
Сентябрь наступил, а мама не приехала. Аннушка пошла в школу. С теми девочками — во второй «Б». Жить с бабушкой и дедушкой ей понравилось. Они не кричали, не ругались — не то что родители.
Теперь те только орали друг на друга. Потом папа ушёл. Мама стала пропадать по вечерам. Аннушка стояла у окна, вглядывалась в темноту, пока не останавливалось такси. Тогда она зарывалась в одеяло, счастливая: мама вернулась!
Скучала, ждала… Потом перестала. Бабушка однажды обмолвилась: «Устраивает личную жизнь». Аннушка росла без забот. В восьмом классе бабушка заболела и умерла. Впервые она видела, как плачет взрослый мужчина.
Остались с дедом вдвоём. Бабушка научила её многому: жарить картошку, печь блины, знать, где продукты дешевле. После школы Аннушка поступила в колледж. Институтов в городе не было, а уехать она не могла — не бросит же деда.
Однажды он подвёл её к картине на стене. Небрежный холст, непонятные формы — человек среди геометрических фигур. Чужеродная, лишняя среди обоев в цветочек.
— Это твоё приданое, — сказал дед.
— Эта картина? — удивилась Аннушка.
— Нет. Под ней — икона. Настоящая, намоленная. Стоит дорого. Так что ты богатая невеста. Если что — продашь. Только не первому встречному, а по этому адресу. — Он сунул ей бумажку. — Спрячь. Никому не говори.
Аннушка кивнула, хотя не поняла. Жили дальше, она забыла про этот разговор. На втором курсе неожиданно явилась мать. Узнала её сразуАннушка захлопнула дверь перед матерью, вдруг поняв, что прощать — не значит забывать, а отпускать — не значит терять себя.
