По пути
Катя всегда была самостоятельным и послушным ребёнком. Родители пропадали на работе, а она после школы разогревала борщ, делала уроки и даже могла сварить пельмени. И так с первого класса.
В одиннадцатом классе к ним на практику пришли студенты. Историю вёл высокий, строгий Артём Иванович — в очках и строгом костюме. Парни сначала посмеивались над “ботанским” видом, но к концу урока слушали, разинув рот. Он рассказывал так, будто сам видел все эти события, заставлял думать, спорить, предлагать свои версии.
Мальчишки горели — им впервые дали почувствовать себя творцами истории, хоть и на бумаге. Артём Иванович мягко охлаждал их пыл, когда фантазии заносили слишком далеко. Теперь уроки истории ждали с нетерпением.
А Катя не сводила с него влюблённых глаз. Она стала читать исторические книги, чтобы поддержать разговор. Однажды осмелилась высказать свою версию. Артём Иванович одобрил: “Если бы реформы пошли по вашему пути, мы жили бы в другом мире”. Но добавил, что тогда так поступить было невозможно.
— Увы, историю не перепишешь, — многозначительно сказал он. — Можно лишь переставить акценты в учебниках.
Практика кончилась, и Катя забыла про историю. Однажды она шла из школы и вдруг увидела спешащего ей навстречу Артёма Ивановича.
— Привет, Катя!
Он помнил её имя! Сердце ёкнуло.
— Вы в школу? Уроки уже кончились, — смутилась она.
— Нет, я хотел увидеть тебя.
Катя покраснела до корней волос.
— Ты домой? Провожу.
Они шли рядом, он расспрашивал о планах, куда хочет поступать.
— Разве не на истфак? Мне показалось, тебя это увлекло. У меня есть интересные книги, могу дать почитать.
Катя замерла. Он зовёт её к себе? Не Лену Соколову, королеву класса, а её, Катю Громову, “Котёнка”, как звал её папа.
— Спасибо, но я выбрала экономический… — пробормотала она. — А книги с радостью почитаю.
— Хорошо. В следующий раз принесу на свой вкус, если не против.
“Следующий раз?!” Сердце колотилось, как бешеное.
— Он… будет? — прошептала Катя и снова покраснела.
— Конечно. Если хочешь, — улыбнулся он.
Улыбка преобразила его лицо, сделав молодым и почти мальчишеским. Катя вдруг поняла — он не намного старше.
— Зови меня просто Артём. Я уже не твой преподаватель. Это твой дом?
Катя кивнула, словно язык отнялся. Он улыбнулся и ушёл.
— Артём, а когда вы… ты придёшь снова?
Он достал телефон.
— Давай номер, позвоню.
Но позвонил он не сразу — написал через пару дней. Они встречались ещё несколько раз, потом начались экзамены: у Кати — в школе, у Артёма — в институте. Следующая встреча была после выпускного.
Катя хранила это в тайне, но потом рассказала подругам. Те аж позеленели от зависти — у кого-то старший парень!
Поступив в университет, Катя продолжала встречаться с Артёмом. Когда мама узнала, то заволновалась и потребовала знакомства. Родителям Артём понравился: серьёзный, без вредных привычек, да ещё и педагог. Мама успокоилась, а Катя летала на крыльях любви.
На третьем курсе они поженились. С детьми решили подождать. Артём любил порядок: банки — по линейке, книги — стопкой, полотенца — ровно. Мягко просил Катю не разбрасывать вещи. Та сначала играла в “идеальную хозяйку”, но постепенно втянулась.
Однажды он зашёл в ванную после неё и строго позвал:
— Катя, я же просил вытирать пол после душа.
На плитке блестело несколько капель.
— В следующий раз вытру, — сказала она. — Ты же сейчас тоже будешь мыться.
— Не в следующий, а сейчас. Где швабра?
Он снял очки (они были для солидности, а не для зрения), и его холодный взгляд пронзил Катю.
— Ты серьёзно? Они высохнут за минуту.
Но он не шутил. Катя съёжилась, взяла швабру.
— И полотенце повесь, — указал он на мокрую тряпку, свисавшую с ванны.
Под его взглядом она аккуратно развесила всё, как солдат на параде.
После этого Артём стал строже: тарелки — по размеру, бельё — стопками. Если Катя забывала что-то поправить, он тут же указывал. Ласки днём запрещались — он отстранялся с видом “не сейчас”.
Катя вдруг осознала: она его не знает. И не любит. Ей нравился статус — “взрослый мужчина, не сопляк-ровесник”, нравилось, что подружки завидуют. Это она приняла за любовь. Шоком стало узнать, что Артём ходит на маникюр и выщипывает брови.
Она устала жить по линейке. Часто думала: “Если так продолжится, я сойду с ума”. Но перед разговором узнала, что беременна. Обрадовалась так, что всё остальное стало неважно.
Катя надеялась, что он изменится. Но Артём стал помешан на её режиме и питании. Нашёл в мусоре коробку от бургера и обвинил в попытке “убить ребёнка”. Теперь она тайком ела “вредности” в кафе.
С малышом порядок поддерживать стало сложнее. Артём не кричал, но тыкал пальцем в разбросанные ползунки, бардак на столе. Даже в его отсутствии Катя не расслаблялась — лишь сын засыпал, она бежала убирать, боясь его возвращения.
Мама хвалила: “Не ожидала от тебя такой аккуратной!” И обожала зятя ещё сильнее. Последней каплей стала проверка телефона.
— Ты мне не доверяешь?! Это унизительно! — рыдала Катя.
Она собрала вещи и ушла к родителям. Артём приехал сразу. Мама встала на его сторону:
— Не пьёт, не бьёт, деньги несёт. Миллионы бы мечтали! Чего тебе ещё? Хочешь оставить сына без отца?
— Не могу я с ним! Он робот! У нас секс по расписанию в темноте! Я его ненавижу!
Неожиданно поддержал отец:
— Не гони её. Видишь, вся как тень. Пусть поживёт с нами.
Первое время Катя по привычке выравнивала всё, даже бельё вешала ровными рядами. Артём приходил, уговаривал вернуться, приносил игрушки сыну. Но тот пугался и прятался за маму.
Когда пришло время отдавать Тимошу в садик, Катя решила уехать из города — Артём грозился отобрать ребёнИ когда она уже садилась в поезд, держа за руку смеющегося Тимошу, в последний момент на перрон ворвался запыхавшийся Артём — без очков, с растрёпанными волосами и коробкой пирожных в руках, крича: “Подожди, я всё понял, мы можем начать сначала!”, но поезд уже тронулся, увозя Катю к новой жизни, где наконец-то не нужно было вешать полотенце ровно.
