**Дневник Людмилы**
Казалось, мы с Борисом были созданы друг для друга. Встретились случайно на катке в Перово — я неуверенно скользила по льду, а он подхватил меня, когда я чуть не упала. Его глаза, тёмные, как зимний вечер, на секунду стали для меня всем миром. А потом мы уже не могли жить друг без друга.
Свадьбу сыграли весной, когда в Москве начали цвести каштаны. Сняли квартиру в ипотеку — мечта Бориса. Договорились: сначала рассчитаемся с банком, потом дети. Но сердце рвалось на части — все подружки уже возились с малышами, а я одна, будто отрезанный ломоть.
— Ты сама решила рожать, — упрекал он, когда я забеременела. — Я тебя не просил.
Алиса родилась — крохотная, с кудряшками, как у него. Но Борис будто не видел её. «Не мешай», — отмахивался, когда она лезла обниматься. А однажды я задумалась: а любил ли он меня? Или я просто удобная часть его «плана» — дом, ужин, тишина?
Потом была та женщина из кафе у метро «Новогиреево». «Невинные шалости», — отрезал он, когда я спросила. А через неделю я уже складывала вещи в чемодан.
— Ты плохая! — кричала Алиса, когда мы переехали к маме. — Я хочу к папе!
Я верила, что она поймёт. Но в десять лет она сбежала к нему — его новая жена, Яна, разрешала ей всё: новые сапоги, прогулы школы. «Она круче тебя», — хвасталась дочь по телефону.
А потом… Потом Яна привезла её обратно. «У нас будет свой ребёнок», — бросила на пороге. Алиса рыдала: «Они меня не любят!» Я держала её и шептала: «Я люблю. Я всегда любила».
Сейчас ей тринадцать. Она до сих пор злится, когда я говорю о Викторе. «Ты виновата, что папа ушёл!» — кричит и хлопает дверью. А я смотрю на её яростные брови — точь-в-точь его — и думаю: почему его, который даже не позвонил ей в день рождения, она считает героем? А меня, которая не спала ночей, — предательницей?
Может, я действительно слишком давила любовью? Но разве это грех — пытаться заменить ей обоих?
Сегодня увидела Яну в «Афимолле» — шла под руку с каким-то мужчиной, сделала вид, что не узнала нас. Алиса аж затряслась: «Как же так?!»
— Ты для неё просто эпизод, — обняла я дочь. — А для меня — вся жизнь.
Она не ответила. Но вечером принесла мне чай и села рядышком. Маленькая победа.
P.S. Виктор говорит, что я слишком ревную её к прошлому. Может, он прав. Но как объяснить ребёнку, что не все, кто улыбается, — друзья? Особенно когда эти «друзья» носят имя твоего отца…
