Давно ли казалось, будто семейная жизнь Татьяны и Дмитрия ещё крепка, но где-то в глубине души она чувствовала — трещина уже пробежала по их отношениям. Любовь сменилась привычкой, разговоры иссякли, а обиды копились, как снежный ком. В доме стояло то самое тягостное затишье, какое бывает перед бурей.
Татьяна предпочитала не замечать, надеясь, что всё уляжется само. Но если копнуть… да лучше не копать. Ведь у них же дочь, Наденька. О ней нужно думать в первую очередь.
Она готовила, убирала, следила, чтобы Надя не опаздывала домой и вовремя учила уроки. У девочки появились свои секреты — ну что ж, взрослеет. А муж? Дмитрий исправно приносил зарплату — и на этом его вклад в семью заканчивался.
Теперь он не расставался с телефоном, уткнувшись в экран, словно бездумный юнец.
А потом Татьяна слегла. Температура подскочила, голова раскалывалась, кости ломило. Она попросила Дмитрия приготовить хоть что-нибудь. Надя опять пропадала с подругами.
“Да ладно, чайку напьёмся с бутербродами”, — отмахнулся он.
Ей было не до споров. Полудрёма, жар… Через два дня, едва оправившись, она вышла на кухню — и обомлела. Гора грязной посуды в раковине, ни одной чистой чашки, мусорное ведро переполнено, сверху — коробки из-под пиццы. В стиральной машине — его рубашки, в прихожей хрустит песок, а холодильник пуст. Всё пришлось делать самой, и к вечеру она еле стояла на ногах.
После ужина посуда снова выросла горой. Татьяна едва сдержала слёзы. Терпение лопнуло.
“Хватит. Я не прислуга. Я тоже работаю, а потом ещё и дома всё делаю. Хоть бы тарелку за собой помыл”, — вырвалось у неё.
“Вс равно ты её потом вымоешь”, — равнодушно бросил Дмитрий.
“Мусор завтра вынеси перед работой. Пакет у двери поставлю.”
“Ладно”, — пробурчал он, не отрываясь от телефона.
“Не ‘ладно’, а сделай!” — устало сказала Татьяна. “Раньше ты хотя бы пылесосил иногда. Я не требую невозможного — просто выкинь мусор! Ты вообще меня слышишь? Отвлекись хоть на секунду!”
“А? Да я и так всё делаю.”
“Что именно?”
“Ну вот, опять завелась! Ты же женщина — твоя это работа. Я деньги приношу. Чего тебе ещё? В доме две бабы — а я что, посудомойка?”
“Ты мою дочь бабой называешь?” — вспыхнула Татьяна.
“Кстати, где она? Твоё воспитание — разрешаешь шляться где попало. Из-за какой-то тарелки истерику закатила”, — проворчал он.
“Дело не в тарелке! Дело в том, что тебе на нас наплевать!”
“Всё! Надоело! — Дмитрий вышел, хлопнув дверью. Вскоре раздался шум воды в ванной.
На столе замигал экран его забытого телефона. Татьяна успела разглядеть имя в уведомлении, прежде чем экран погас.
Вот оно. Причина той самой трещины, о которой она догадывалась, но боялась признаться даже себе.
Муж вернулся и сразу схватил телефон.
“Алёна… это Алина? Алла? Алевтина?” — спросила Татьяна, стараясь звучать спокойно.
Он резко обернулся: “Ты лазила в мой телефон?”
“Он под паролем. Есть что скрывать?” — а сама думала: “Соври хоть сейчас… как раньше…”
“А если и так?” — Он с вызовом смотрел ей в глаза. “Да, у меня есть другая. Давай решим всё по-человечески.”
“Как именно?” — Голос дрогнул, слёзы хлынули сами.
“Ну вот, началось, — раздражённо бросил он. — Если нравится разыгрывать жертву — оставайся. Но я не буду менять свои привычки.”
Мир рухнул в одно мгновение. Как гром среди ясного неба.
“Что стоишь? Собирай вещи.”
“Куда?” — не поняла Татьяна.
“Куда хочешь. Квартира моя, родители подарили. Размениваться не собираюсь.”
“А мы с Надей?”
“Я останусь с папой”, — раздался голос за спиной Дмитрия.
“Ты подслушивала?” — нахмурился он.
“Вы так орали, весь подъезд слышал. Вы разводитесь? Я — с папой.”
“Вот видишь, — торжествующе сказал Дмитрий. — Кто тут плохой?” — И вышел, наверное, писать любовнице, что жилплощадь скоро освободится.
“Ты не можешь с ним остаться, — еле выдавила Татьяна. — У него же…”
“Ну и что? У меня своя комната. К бабушке я не поеду — они в глуши живут. Тут школа, друзья. Мне уроки делать надо”, — Надя убежала в свою комнату.
Татьяну охватила паника. Что делать? Куда идти? Была семья, дом… а теперь её вышвыривают на улицу. Как будто ураган подхватил её, перевернул всё с ног на голову и выбросил в пустоту.
Нет, этого не может быть. Даже дочь… Надо успокоиться. Надя просто не понимает.
В ванной Татьяна дала волю слезам. Потом вернулась в комнату — на узком диване лежали подушка и плед. Муж уткнулся в телефон.
“Это что значит?”
“А ты не догадываешься?”
Всю ночь она не сомкнула глаз, пытаясь понять, как жить дальше. Унижаться не станет. Просить — тоже. Бороться за квартиру бесполезно. Но за дочь… за дочь она ещё поборется.
Утром ушла, пока они спали. На работе коллега сразу заметила её состояние.
“Нет у меня ни семьи, ни дома. Я теперь бомжиха”, — призналась Татьяна.
“Что, настолько всё плохо?”
“Хуже некуда.”
“У меня есть квартирка… маленькая, запущенная. От отца осталась. Живи пока, плати коммуналку.”
Квартира оказалась крошечной, с потрёпанной мебелью советских времён. Но Татьяна принялась за уборку — лучше это, чем возвращаться к родителям.
Ни Дмитрий, ни Надя даже не позвонили.
С работы она отпросилась, чтобы собрать вещи. Коллега помогла перевезти их. Вечером Татьяна купила вина, пила и плакала.
Каждый день звонила Наде. Та отвечала односложно: “Всё нормально”. Скоро к ним переехала Алёна — молодая, весёлая, из их же фирмы. Подарила Наде джиИ когда однажды вечером Надя, теперь уже сама ставшая матерью, пришла к Татьяне с младенцем на руках и слезами раскаяния в глазах, Татьяна просто обняла её, не сказав ни слова упрёка, потому что, в конце концов, материнское сердце прощает всё.
