— Тебе нечем оправдаться передо мной, — резко бросила Аня, указывая матери на дверь. — Уходи!
Аня вышла из техникума и свернула в сторону, противоположную остановке. До Восьмого марта оставалось несколько дней, а подарок бабушке она так и не купила — всё не могла определиться. Торопливо шагала к магазину, когда в сумке зазвучал приглушённый звонок. Аня остановилась, достала телефон. Бабушка.
— Бабуля, я скоро буду, — сказала Аня.
— Хорошо, — коротко ответила бабушка.
Ане показалось, что та хотела сказать что-то ещё. И голос звучал странно — виновато, будто сквозь зубы.
— Ты в порядке? — быстро спросила Аня, пока бабушка не положила трубку.
— Всё хорошо. Просто… приходи поскорее. — И связь прервалась.
Аня сунула телефон обратно в сумку, развернулась и зашагала к остановке, гадая, почему бабушка торопила её домой. *Что-то случилось. Но почему она не сказала прямо? Надо перезвонить, а то сойду с ума от догадок…* Но в этот момент она увидела подъезжающий автобус и бросилась бегом, едва успев запрыгнуть на подножку.
*Может, у бабушки в магазине кошелёк украли? Или давление подскочило? И почему этот автобус еле тащится? Все красные светофоры собрал!* — думала Аня, беспокойно барабаня пальцами по сумке и вглядываясь в мелькающие за окном улицы.
Наконец её остановка. Аня выскочила из автобуса и зашагала к дому. Во двор вошла, бросила взгляд на окна — светло ещё, а свет в комнате горит. Сердце ёкнуло, и она побежала к подъезду. У двери квартиры замерла, лихорадочно роясь в сумке в поисках ключей.
— Да где же они?! — вырвалось у неё.
Тут щёлкнул замок, дверь приоткрылась, и на пороге показалась бабушка.
— Ты под дверью меня ждала? — удивилась Аня.
— Заходи, — коротко бросила та и отступила в сторону.
Аня шагнула в прихожую и пристально посмотрела на бабушку. Та явно нервничала — руки дрожали, голос срывался.
— Что случилось, ба?
— Случилось, Анечка… — Бабушка оглянулась на прикрытую дверь в комнату, затем наклонилась ближе и прошептала: — У нас гостья.
— Кто? — так же тихо спросила Аня.
Волнение бабушки передалось и ей. В голове мелькали лица — кто мог прийти так неожиданно и заставить бабушку дрожать?
— Сейчас увидишь. Раздевайся, — поспешно сказала бабушка.
Аня сбросила куртку и, вешая её, заметила на вешалке чужое пальто. Под ним стояли белые сапоги — дорогие, какие ей самой и не снились. Она поставила свои ботинки в сторону, украдкой разглядывая чужую обувь, затем вопросительно глянула на бабушку. Но та лишь беспокойно закусила губу и открыла дверь.
Аня провела рукой по волосам, будто поправляя их, и первой вошла в комнату. Обычно вечером они зажигали торшер, но сегодня горела люстра — ярко, до рези в глазах. Краем глаза Аня уловила движение на диване и резко перевела взгляд.
Навстречу ей поднялась женщина в чёрном платье. Ключицы резко выпирали, волосы были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались пряди. Лицо усталое, будто после долгой болезни. Или похорон.
При виде Ани женщина натянуто улыбнулась. И тут Аню будто током ударило. В голове пронеслось: *мама* — и тут же исчезло. Другого имени для неё не было. Чужая. Не видела её четырнадцать лет, но узнала.
Женщина, видимо, прочитала всё в её глазах, потому что улыбка слетела с её губ, и она сникла. На что она рассчитывала? Что Аня бросится к ней в объятия?
Раньше она была красивой, но сейчас чёрный цвет старил её, подчёркивая морщины и бледность. Сколько ей? Бабушка говорила, что родила в девятнадцать. Ане — двадцать. Значит, тридцать девять. Но казалось — все пятьдесят.
— Здравствуй, дочка, — прошептала женщина. — Какая ты уже взрослая… Бабушка сказала, у тебя парень есть.
Аня бросила бабушке обвиняющий взгляд. Та потупилась. Женщина сделала шаг вперёд, но Аня отпрянула, и та застыла, не зная, что делать. А Ане хотелось убежать — подальше, чтобы никогда её не видеть.
— Зачем пришла? — спросила она, резко подняв подбородок. В голосе звенели боль, злость, обида.
— Вернулась. У тебя скоро день рождения… — попыталась улыбнуться мать, но наткнулась на ледяной взгляд.
— Через две недели. Не рано вспомнила? А до этого где была? Хоть раз позвонила?
— Аня, она же деньги присылала… — тихо вставила бабушка.
— О да, целых пять тысяч! Хватило на макароны да крупу. Спасибо, конечно. Могла бы и сейчас перевести, зачем приезжать?
— Не нужны мне твои деньги. И ты не нужна. Можешь уходить.
Но мать не сдвинулась с места.
— В школе я врала подругам, что ты звонишь, что копишь на квартиру и вот-вот заберёшь меня. А бабушка сочиняла, будто ты передаёшь привет. И мы обе верили в этот бред.
— Я вспоминала…
— Не называй меня дочкой! — взвизгнула Аня. — Ты пришла, потому что тебя выгнали? Бросили? Теперь знаешь, каково это!
— Аня, — укоризненно сказала бабушка.
— Ты зачем её впустила? Она забыла не только меня — тебя тоже! — Аня ткнула пальцем в мать. — Тебе было плевать, как мы жили.
— Я хочу объяснить…
— Не надо! — Аня резко махнула рукой в сторону двери. — Уходи!
— Она же твоя мать… — попыталась вступиться бабушка.
— Где она была, когда я болела? Когда в больнице лежала? К другим детям мамы приходили, а ко мне — ты! — Голос дрогнул, но Аня сжала кулаки. — Уходи!
Мать опустила плечи и медленно направилась к выходу. Аня отвернулась, но тут же почувствовала приторный запах духов — дешёвых, липких. Задержала дыхание, но запах уже пропитал всю комнату.
Бабушка вышла в прихожую, а Аня рванула на кухню,Аня закрыла глаза, чувствуя, как горячие слёзы катятся по щекам, но не вытирала их — пусть видит, какую боль она оставила после себя.
