Давным-давно, в смутные девяностые, в одном из провинциальных городков под Нижним Новгородом случилась эта история.
Аксинья поднялась на второй этаж конторы, радуясь, что не встретила коллег по пути. Не хотелось ей сейчас видеть жалостливые взгляды, отвечать на расспросы. Торопливо юркнула в свой кабинет.
— Аксюша, наконец-то! — обрадовалась Марфа Семёновна, её давняя сослуживица. — У нас тут события! Андрея Петровича на пенсию отправили, а на его место нового начальника прислали. Молодой, но строгий. Всех стариков на покой гонит. Боюсь, и до меня скоро дойдёт. Как Ванюша, надеюсь, лучше?
Аксинья опустилась за стол, окинула взглядом кабинет. Чувствовала, как Марфа Семёновна пристально смотрит на неё, ждёт ответа.
— Полно вам, Марфа Семёновна. Кого он там увольнять будет? Вперёд меня выгонят — я вечно из-за Вани на больничных. Ему пересадка костного мозга нужна. Деньги на операцию копить надо, а у нас и так копейка к копейке. В благотворительные фонды обращалась, но там очередь. А врачи говорят — быстрее надо. Да ещё и донора ищем. Я не подхожу, а мать моя уже в годах…
— Господи, да за что же мальчишке такие муки?! — искренне пожалела Марфа Семёновна. — А отца Ванюши не искала?
— Найду, и что? Не факт, что согласится. Операция рискованная. Да и не поверит, что Ваня…
Тут дверь распахнулась, и в кабинет зашла Алёнка из отдела кадров. Обе женщины обернулись, на лицах застыло тревожное ожидание.
— Мне сказали, ты вышла. Аксюша, понимаю, тебе и так нелегко, но приказ… — замялась девушка.
— Говори, — промолвила Аксинья, а сама подумала: «Ну вот, сглазила».
Алёнка отвела глаза, взглянула на Марфу Семёновну, словно ища поддержки.
— Что, новый начальник и меня уволить собрался? Нет уж. — Аксинья так резко поднялась, что едва не сбила с ног Алёнку, рванула к двери.
Та что-то крикнула ей вдогонку, но стук каблуков Аксиньи уже затихал в коридоре. Коллеги здоровались, но она не замечала никого. «Нет уж. Пусть только попробует. Не имеет права…» — зло шептала про себя.
В приёмной она застыла, увидев за столом секретаршу — писаную красотку, будто со страниц модного журнала. Вся такая холёная, с карамельной улыбкой, верхние пуговицы блузки кокетливо расстёгнуты.
— А где Надежда Кузьминична? — спросила Аксинья.
Девушка открыла рот, но Аксинья не стала ждать ответа, шагнула к двери и схватилась за ручку.
— Вы куда? Туда нельзя! Совещание! — Секретарша ловко подскочила, но дверь уже распахнулась.
Аксинья первой шагнула в кабинет и замерла на пороге. Красотка тут же юркнула вперёд.
— Я не виновата, Геннадий Сергеевич! Она ворвалась… — защебетала тонким голоском.
— Ладно, Людочка, идите, — оборвал её начальник. И Людочка тут же исчезла. — Слушаю вас. — Он оценивающе смотрел на Аксинью.
Она узнала его, хотя прошло двенадцать лет с их последней встречи. И сразу поняла — он её не помнит. Сперва кольнула обида, но потом подумала — может, и к лучшему.
— Садитесь. В чём дело? — Геннадий Сергеевич указал на стул.
Аксинья подошла к столу, но не села.
— Аксинья Тихоновна Морозова из отдела снабжения. — Назвалась полным именем, надеясь, что хоть что-то дрогнет в его памяти. — По какому праву вы меня увольняете? У меня сын болен, я вынуждена с ним в больницы ездить. Андрей Петрович понимал, даже деньги выделял. Я дома работала…
Молодой начальник разглядывал её, откинувшись в кресле. Она смутилась, сбилась и замолчала. «А у Андрея Петровича кресло обычное было», — зло подумала она.
— Мне говорили, у вас дочь болеет. Сочувствую, но вас постоянно нет. Кто-то вынужден за вас работать. Разве это справедливо? — сказал он, будто отчитывал нерадивую школьницу.
— Сын, — поправила Аксинья.
— Что?
— У меня сын, а не дочь. — Голос её задрожал. — Он тяжело болен. Если вы меня уволите, нам не на что будет жить.
— У вас есть дети? Родители? Если бы они заболели, вы бы спокойно ходили на работу или пытались помочь? — Аксинья сжала кулаки и прямо посмотрела на него.
— А что у вашего сына? — равнодушно спросил он.
— Лейкемия. Знаете, что это? — вызовом прозвучал её вопрос.
— Скажите, мы с вами не встречались раньше? Лицо ваше знакомое. — Он ждал ответа.
Аксинья не была готова к такому. Лихорадочно соображала, но пауза затягивалась.
— Мы… учились в одном институте. Помните, Новый год? Я к подруге в общагу пришла… Вы на гитаре играли, потом… — Она покраснела и опустила глаза.
— Аксинья?
«Ну наконец-то. Вспомнил. А что было потом?..» — злорадно мелькнуло у неё в голове.
— Не узнал, прости. — Он перешёл на «ты». — Чем помочь?
— Не увольняйте. Сыну операция нужна. Я не знаю, что делать. — Аксинья закрыла лицо руками, сдерживая слёзы.
— Муж есть? — спросил Геннадий.
Она опустила руки и выпрямилась. Они секунду смотрели друг на друга.
— Нет.
— Скажи, это мой сын?
— Нет, — быстро ответила она.
Не хватало ещё, чтобы он подумал, будто она подстраивает ему ребёнка, о котором он и не знал.
— А где его отец?
— Какая разница? Я могу идти? — Она уже взяла себя в руки.
Оказались лицом к лицу. Она отвела взгляд и направилась к двери.
— Я подумаю, чем помочь, — крикнул он вдогонку.
— Ну что? — спросила Марфа Семёновна, когда Аксинья вернулась.
— Всё нормально, — вздохнула та.
— Ну и ладно. Не зверь же он, в конце концов. У него и самЧерез год, когда Ваня уже бегал по двору с фотоаппаратом, а Геннадий Сергеевич стал для него настоящим отцом, Аксинья наконец поверила, что чудеса бывают.
