Я предчувствовала твой звонок, мама…

Телефон задрожал прямо посреди лекции. Катя достала его из кармана, взглянула на экран и отклонила вызов. Но через мгновение вибрация повторилась.

— Иванова, хватит издеваться. Либо выключи, либо ответь, — раздражённо бросила преподавательница.

— Можно выйти? — Катя умоляюще посмотрела на дверь.

— Иди.

— Алёна, что случилось? Я на паре, — выйдя в коридор, Катя прижала трубку к уху.

— Катюш… Твои родители… попали в ДТП, — Алёна говорила сдавленно, словно сдерживая рыдания.

— Что?!

— Приезжай, скорее.

Катя вбежала в аудиторию, побледневшая, с трясущимися руками. Она швырнула конспекты в сумку и направилась к выходу.

— Ничего не скажете, Иванова? — голос преподавательницы настиг её у двери.

— Простите… мне срочно надо, — она выскочила, не дожидаясь ответа.

— Кать, стой! Что происходит? — Артём догнал её на лестнице.

— Не знаю… Алёна позвонила. Говорит, родители в аварии…

— Живы? Я с тобой.

— Тём, не надо…

— Если понадобится помощь? Дай телефон, вызову такси. — Катя только сейчас заметила, что до сих пор сжимает мобильник в потной ладони.

— Господи… только бы живы были… — прошептала она, передавая телефон.

Всю дорогу до дома Катя грызла ноготь, нервно дёргая ногой. Артём молча накрыл её руку своей — тёплой, твёрдой.

— Пожалуйста, быстрее, — Катя впилась пальцами в сиденье. Казалось, машина ползёт, как улитка.

— Нельзя, везде камеры, — водитель лишь пожал плечами.

— Я заплачу за все штрафы. Прошу! — голос её сорвался.

Водитель вздохнул и резко прибавил газ, лавируя между рядами.

— Ну держись…

Дом. Артём расплачивался, а Катя уже бежала к калитке.

Алёна стояла на крыльце их двухэтажного особняка, лицо в слезах, руки прижаты к груди.

— Они… живы? — Катя влетела на ступени, схватив Алёну за плечи.

— Константин Сергеевич… не выжил. А Людмила Петровна в реанимации…

— Почему сразу не сказала?! Где она?!

— В Боткинской…

— Тём, такси уехало?

— Сейчас вызову. — Он набрал номер. — Вы ещё близко? Развернитесь, пожалуйста…

Обратная дорога была тихой. Катя рыдала, уткнувшись лицом в плечо Артёма.

Врач не хотел пускать её к матери.

— Это моя мать! Я должна её видеть! — Катя вцепилась в белый халат.

— Она без сознания, состояние крайне тяжёлое…

— Пожалуйста… — Катя смотрела на него мокрыми глазами.

— Ладно. Но без криков, — врач повёл их по коридору.

Позже, в такси, Катя спрашивала шёпотом:

— Она… выживет, да? У меня больше никого нет…

— А Алёна? Разве не родственница?

— Домработница. Работала у нас с тех пор, как папа женился на маме. Я… всем говорила, что она тётя.

— Почему?

— У всех в группе есть прислуга? И как бы на меня смотрели, знай они правду?

Остаток пути они молчали. У дома Артём хотел выйти вместе с ней, но Катя остановила его:

— Не надо… я зав позвоню.

Алёна встретила её на кухне.

— Ну как? Видела Людмилу Петровну?

— Да… она в коме.

— Господи, Катенька… — Алёна обняла её, разрыдалась. — Будем молиться… Похороны Константина Сергеевича организует его фирма. Уже звонили…

Катя не слушала. Она поднялась в свою комнату, упала на кровать и свернулась калачиком.

Алёна разбудила её на рассвете. По опухшим глазам, по дрожащим рукам Катя всё поняла.

— Ночью… не стало… Царствие Небесное… — Алёна перекрестилась. — Как же так, деточка?

Потом они сидели на кухне.

— Я совсем одна…

— Пока поживу с тобой… Но я уже старая, Катюша. Тридцать лет у вас… ещё при твоём деде, Сергее Ивановиче, начала…

Похороны, поминки, сороковой день… Гости постепенно перестали приходить. Телефон замолчал. Дом наполнился тяжёлой тишиной.

Катя ходила на пары только потому, что Артём настаивал. В остальное время лежала, уставившись в стену. Алёна заставляла её есть, угрожая уйти, если та не проглотит хоть ложку супа.

— Зачем тебе я? Готовлю — никто не ест…

И Катя ела — лишь бы не остаться одной в этом пустом особняке.

Они сидели на кухне, перед ними стыли нетронутые чашки. Алёна вдруг заговорила:

— Я дала слово твоим родителям молчать. Но их нет… и клятва умерла вместе с ними. Ты должна знать правду. Пусть простят меня Константин Сергеевич и Людмила Петровна…

— О чём ты?

— Ты не одна. У тебя есть мать.

— Мама умерла!

— Умерла Людмила Петровна. Она тебе не родная.

Катя остолбенела.

— Папа…

— Отец — родной. — Алёна вздохнула. — Людмила Петровна не могла иметь детей. Лечилась, но…

Тогда в фирму Константина Сергеевича устроилась девушка. Из глухой деревни, мечтала учиться в Москве, но не поступила. Красивая, наивная… Падала в обморок от одного взгляда твоего отца.

Она забеременела. Хотела избавиться, пришла к нему за деньгами на аборт.

Но он предложил сделку: родить и отдать ребёнка им с женой. Дал денег, снял квартиру.

Перед родами она передумала. Но отец нашёл её слабое место — страх нищеты.

— Ты росла в перешитых платьях, как и твоя мать. Хочешь такой же доли для дочери? — спросил он её.

И она подписала отказ.

Потом ходила вокруг дома, умоляла дать взглянуть на тебя. Константин Сергеевич взял её няней — под клятвой молчать.

— Людмила ревновала. Разрешала кормить тебя, но на ночь забирала…

А через год твоя мать ушла. Не выдержала, видя, как ты зовёшь мамой другую.

— Где она сейчас?

— Не знаю. Звали её… Ольга. Ольга Семёнова.

Катя уволила Алёну.Она достала старую фотографию родителей, долго смотрела на их улыбки, а потом медленно разорвала её пополам — жизнь уже расставила всё по местам.

Rate article
Я предчувствовала твой звонок, мама…