**Дневник Бориса**
Всё будет хорошо, сынок…
«Боренька, это мама», — тихий голос прозвучал в трубке. Мне всегда было досадно, что она так говорит — будто я не узнаю её голос. Сколько раз объяснял: на экране сразу видно, кто звонит.
У мамы был старый кнопочный телефон. Я купил ей современный, но она отказалась: «Не нужны мне эти новшества. Отдай лучше… Тамаре. У неё дочь таких подарков не делает».
Тамара обрадовалась, быстро разобралась. Я не просто так подарил — чтобы, если что с матерью случится, Тамара сразу позвонила. И сохранил свой номер в её телефоне.
«Мам, я знаю, что ты», — улыбнулся я. «Всё в порядке?»
«Сынок, я в больнице».
По спине побежали мурашки.
«Что случилось? Давление? Сердце?» — затараторил я.
«Завтра операция. Грыжа воспалилась. Боль невыносимая».
«Почему раньше не сказала? Я завтра приеду, заберу тебя в Москву! Там и врачи лучше, и больницы. Мам, откажись от операции!» — я почти кричал.
«Не тревожься. Помнишь Артёма Ивановича? Он хороший хирург…»
«Мам, слушай меня! Я выезжаю завтра утром. Жди!» — перебил я. Голос её становился еле слышным.
«Не переживай. Всё будет хорошо, сынок. Люблю тебя…» — в трубке раздались гудки.
Я взглянул на экран. 23:50.
Последние слова прозвучали глухо, словно издалека. Мать никогда не звонила так поздно. Что-то не так. Я набрал её номер — молчание. Ещё и ещё — без ответа.
Встал из-за компьютера, посмотрел в окно. Второй день идёт мокрый снег. До деревни пять часов в хорошую погоду, сейчас все шесть. Нужно ехать сейчас, чтобы успеть до операции. Дорогу наверняка развезло. Но я еду не в деревню, а в райцентр, в больницу.
Собирался в спешке. Уже выходя, вспомнил про зарядку — вернулся. «Если забыл что-то и вернулся — посмотрись в зеркало», — вспомнил мамины слова. Взял зарядку, глянул на себя: лицо измождённое, глаза красные. «Мама сказала, что всё будет хорошо. Она никогда не обманывала», — подумал я и вышел.
В машине задумался: может, позвонить Тамаре? Но в деревне рано ложатся. Почему она не позвонила мне? Тревога снова сжала сердце. Завёл двигатель, выехал.
Сколько раз уговаривал мать переехать ко мне. Квартира большая, место есть. Но она отказывалась: «Не хочу быть обузой. Мне тут хорошо».
Ах, мама… Почему не позвонила раньше? Всегда боялась потревожить, быть помехой.
Вдруг осознал: голос её был странный, будто сквозь пелену. И виноватый — наверное, подумала, что разбудила меня среди ночи.
Грыжа у неё давно, но она тянула: то огород, то соседке помочь. Находила отговорки.
А я? Машина есть, ехать недалеко — но вечно «некогда». Тоже мастер оправданий.
Мать помню доброй, но строгой. Если за дело — могла и ремнём отходить. Не зря — потому и запомнилось.
В шестнадцать впервые пришёл под утро. Она ждала. Взглянула на мой разгорячённый вид и сказала:
«Торопишься? А как жениться придётся — готов? Потом волком выть будешь. Иди спать, глаза б мои тебя не видели». Наутро не разговаривала. Это было хуже крика. Потом призналась: в семнадцать сама влюбилась, гуляла ночами. А когда забеременела — парень сбежал. Спас отец: сказал, что это он. Женился, хоть ребёнка она и потеряла. А я родился через восемь лет…
Темно. Дорога пустая, глаза слипаются. Два раза чуть не уснул за рулём. Включил радио на полную громкость, орал песни — так и доехал.
Больница — старый кирпичный домик. Горело пару окон. Врачей тут всего трое: терапевт, хирург и ассистент.
Постучал. Дверь открыла медсестра, окинула меня взглядом.
«Приём с восьми», — буркнула.
«Я к матери. Климову Надежду Васильевну. Ей сегодня операция».
Она нахмурилась.
«Зайдите. Подождите тут».
Комната крохотная. Стол, стул, топчан в пятнах. Тоска.
Через десять минут вошёл врач. Узнал его: в детстве он меня лечил.
«Артём Иванович?»
«Дело в том… Надежда Васильевна умерла вчера».
«Как?! Она звонила… Операция же сегодня!»
«Прооперировали вчера утром. Но… было уже поздно. Умерла вечером».
Я достал телефон — в истории звонков пусто. Приснилось?
«Можно к ней?»
«Она в морге. Лучше закажите гроб. Хоронить в деревне?»
Я вышел. Небо низкое, серое. СеБорис сел в машину, крепко сжал руль и впервые за долгие годы почувствовал, что мамины слова «всё будет хорошо» теперь живут в нём самом — и этого ей хватит, чтобы больше никогда не звонить.
