Страшная ошибка
Лидия проснулась от острой боли. Ей что-то снилось, что-то важное, но, едва открыв глаза, она уже не могла вспомнить. Живот болел так, как никогда раньше, даже в поясницу отдавало.
Она прислушалась к себе — боль будто поутихла. Осторожно приподнялась, но стоило попытаться встать, как резь пронзила её снова. Со стоном сползла с кровати на пол и на четвереньках добралась до комода, где лежал телефон.
«Скорая» ответила быстро. Лидия, всё ещё стоя на коленях, одной рукой упиралась в пол. «Успокойся, — твердила она себе. — Сейчас приедут… Дверь! Надо открыть дверь!» Ползком добралась до прихожей. Живот пылал, боль пульсировала с каждым движением.
Попыталась подняться, чтобы отодвинуть засов, но новая волна боли заставила её согнуться. Слёзы выступили на глазах. Вот оно, одиночество. Не в том, чтобы некому подать воды, а в том, чтобы некому открыть дверь, когда тебя спасают. Стиснув зубы, она сделала последнее усилие. Задвижка поддалась, и Лидия рухнула без сознания.
Позже, сквозь туман, до неё долетали обрывки фраз, вопросы, на которые она, кажется, отвечала.
Очнулась в больничной палате. Низкое осеннее солнце било в глаза. Лидия отвернулась, скривившись от боли под рёбрами. Живот казался чужим, раздутым, но боль почти утихла.
Ещё вчера, в очередной раз пытаясь порвать с Виктором, она думала — лучше умереть, чем так жить. Нет мужа, нет детей. Никого нет. Зачем жить? А ночью, когда боль скрутила её, она цеплялась за жизнь. Поняла, как страшно умирать вот так — внезапно, в пустой квартире.
— Очнулась? Сейчас медсестру позову.
Лидия повернула голову. На соседней койке лежала полная женщина в ситцевом халате, с добродушным, усталым лицом.
В палату вошла медсестра.
— Как самочувствие? — спросила она. Молодая, румяная. Или это от розового колпачка казалось?
— Терпимо, — ответила Лидия. — Что со мной?
— Сейчас доктор подойдёт, всё объяснит, — сказала девушка и вышла.
Лидия разглядела её толстую косу до пояса. «Неужели ещё носят такие?»
— Ты в гинекологии. Тебя два часа назад привезли. Крепко спала, лапушка, — сказала соседка.
«Лапушка». В последнее время её всё чаще называли «женщиной» или «гражданкой» — в магазинах, в трамвае. Лидия чувствовала себя старухой. Хотя какая она старуха? Сорок три всего. Может, поэтому, когда знакомые пытались свести её с кем-то, она отмахивалась: «Поздно, не надо». Поэтому и пыталась бросить Виктора — но он возвращался.
— Как самочувствие? — В палату вошёл доктор, лет пятидесяти, с усталыми глазами.
— Доктор, что случилось? Меня оперировали? Я как воздушный шар.
— Морозова, вас в перевязочную ждут, — кивнул он соседке.
Та нехотя поднялась и вышла.
Лидия с надеждой посмотрела на врача.
— Вам сделали лапаротомию. Была внематочная беременность, труба лопнула.
— Как? — Лидия чуть не вскочила, но боль сразу прижала её к подушке.
— Вас что-то удивляет?
— Мне… Мне ставили бесплодие.
— Ну, это не исключает внематочной беременности. В жизни бывают чудеса, поверьте. Полежите у нас пару дней.
— Вставать можно?
— Нужно. Но без фанатизма, — он вышел.
Лидия переваривала услышанное. Врачи же говорили — детей не будет. Муж из-за этого ушёл. Хотя, скорее, это был предлог — он давно гулял на стороне. «Неужели я могу забеременеть? О чём я? Мне сорок три…»
Она села, опустила ноги. На полу стояли тапочки, на спинке кровати висел халат. «Скорая» собрала, видимо.
Накинула халат, встала. Голова закружилась. «От наркоза», — догадалась она. В кармане нащупала ключи и паспорт. «Значит, дверь закрыли».
Зеркала в палате не было. Лидия пригладила волосы ладонью и вышла в коридор. Дошла до ординаторской, но дверь была заперта. Решила спросить у медсестры, как зовут врача.
Но голова закружилась сильнее. Присела на диван в холле, не дойдя до поста.
«Интересно, обрадовался бы Витя, если бы узнал, что я могла родить ему?» Они встретились пять лет назад. Он сразу предупредил — женат. Женился поздно, ребёнок маленький.
Сначала он обещал уйти, когда дочка подрастёт. Потом — когда пойдёт в школу. Но ничего не менялось. Лидия уже не спрашивала. Говорила себе — «в последний раз», но он приходил, и она впускала.
Её мысли прервал разговор. Из холла стойку не было видно, но она услышала свою фамилию.
— Представляешь, во время операции Широков нашёл у неё опухоль. Огромную.
Голос принадлежал той самой медсестре с косой.
— И что? — спросил другой голос.
— Ничего. Зашили. Широков сказал — последняя стадия. Завтра эту Кузнецову в онкологию отвезут. А ведь женщина ещё не старая…
— Жалко.
Лидия не слышала дальше. В ушах гудело, сердце колотилось. «Это же про меня. Я Кузнецова… У меня рак? Завтра в онкологию? Почему врач не сказал?»
Её трясло. Она доплелась до палаты, упала на кровать. Слёзы душили.
Вернулась соседка. Лидия отвернулась к стене.
— Что, плачешь? Позвать кого?
— Не надо.
Она встала и вышла. Спустилась вниз, на улицу. Солнце светило ярко. Больные гуляли в сквере. Никто не смотрел на неё.
«Нет, в онкологию я не поеду». Доктор сказал — «осталось мало». Она помнила, как умирала мать. Тридцать курсов химии. Потом та сдалась.
Лидия оглянулась на больницу. Вещей с собой не было. В кармане — ключи, паспорт. Она не станет терпеть, как мать.
Она пошла к выходу. Оставшееся время проведёт дома. Хотя бы не облысеет.
Шла медленно, присаживаясь на скамейки. Прохожие кИ тут Лидия осознала, что самое страшное — не смерть, а потраченные впустую годы на ожидание чужого счастья.
